– Хочешь, я лягу в зале? – спросил Андрей.
– А ты не обидишься?
Он подумал, что сама бы она этого никогда не предложила, и проглотил вдруг возникший в горле ком. Какой компьютерщик? Дурак ты, если мог подумать о таких глупостях. Это твоя женщина, и ничья больше.
– Нет. Тем более, кажется, я ничего не теряю.
Он кивнул на ее красные шортики. Юля рассмеялась.
– Ближайшие два дня точно. Я буду ждать твоего возвращения. Ну, скажем, например, в среду.
Страх в ее глазах уступил место облегчению. И все же поцеловать его на ночь, как это она всегда делала, когда уходила спать первой, она не решилась.
Сережа проснулся от шороха за окном. Если бы не одеяло с Винни Пухом, он бы не услышал этот слабый шелестящий звук. Одеяло было слишком жарким, и он всю ночь то накрывался им с головой, то сбрасывал с себя, разгоняя сон. Мама сказала, что скоро выпадет снег и все станет на свои места.
Снаружи кто-то терся о стену. Кто-то большой и сильный. Мальчик представил кавказца Артюховых. Они отпускали его с цепи на ночь.
– Нет, на этот раз ты себя не обманешь, – прошептал голос в голове. – Это звук трущейся о стену одежды.
Смутный пугающий образ, силящийся оформиться в слово, забрезжил в сознании. И Сережа чувствовал, что, обретя твердые очертания, это нечто станет сильнее и страшнее в тысячи раз. Тогда смутная тревога превратится в цепкий ужас. И это неминуемо случится, если он сейчас же не прекратит думать об этом.
Он резко сел в кровати. Звук исчез. Сережа посмотрел вокруг.
В комнате было темно. Сквозь стекло на стол, заваленный учебниками и тетрадями, падал желтый лунный свет. Обычно он собирал портфель с вечера, но в этот раз собирался утром повторить Пушкина. Как там начинается?
– Вот ты и попался.
Сердце забилось чаще, как будто урок литературы уже начался и его вызвали к доске. Даже сильнее. Намного сильнее.
Зачем он только послушался Лешку? «Ходишь в бассейн – бери про утопленника». Глупая шутка была смешной только до тех пор, пока он не начал учить стихотворение. До тех пор, пока мрачные персонажи умершего классика не ожили в его воображении. Лешки в тот момент рядом уже не было.
Сережа сел на подушку, поджал колени и набросил на спину одеяло. За окном по светлому от луны небу бежали темные прозрачные облака. А ниже линии горизонта чернел провал. Мокрая земля перекопанного огорода выглядела как огромная черная дыра. Дождь, поливавший весь вечер, прекратился. Было так тихо, что Сережа слышал, как в подвале горит котел, как тикают часы на стене в кухне и как кто-то вкрадчиво скребется под окном.
Нельзя было его учить. Даже читать было нельзя. Лучше бы ему поставили двойку.
Прекрати. Это всего лишь собака.
Он подполз по кровати к окну и посмотрел сквозь стекло вниз.
– Где ж мертвец?
– Вон, тятя, вон!
В темноте что-то двигалось. Не прямо под окном, а ниже. Он вгляделся во тьму и увидел внизу чью-то голову в вязаной шапочке с помпоном. Это был очень низкий человек. Либо ребенок, либо карлик.
Сережа отодвинулся от окна. Ему вдруг очень сильно захотелось к маме. И пусть завтра она будет смеяться над ним, а отец станет укоризненно качать головой. Один раз можно. И он бы побежал в спальню к родителям. Немедленно. Но как слезть с кровати? Едва он ступит на пол, за ногу схватится костлявая холодная рука того самого утопленника, запутавшегося в сетях.
– Но как он может быть одновременно за окном и под кроватью?
– Очень просто.
Сережа вздрогнул. Надо было выбрать другое стихотворение. Как Лешка. Про зиму. Но теперь уже поздно. Он выбрал утопленника. А утопленник выбрал его.
– Елки зеленые, – Андрей сел и ощупал ладонями поясницу, потом шею.
Тело ныло, как будто он спал на кирпичах. Проклятый диван. Андрей провел рукой по простынке и нащупал выступающий стык между спинкой и матрацем. Одна-единственная небольшая неровность превратила мебель в орудие пыток.
В доме было необычно тихо. Андрей встал с дивана и прошел по комнатам. В зале никого. В спальнях тоже никого. В туалете и ванной свет не горит.
– Юля, – на всякий случай крикнул он.
Никто не отозвался.
Андрей посмотрел на часы. Тревога сменилось досадой. Вот черт. Половина девятого. Сейчас Юля записывает в блокнот жалобы очередного пациента, а Сережка решает линейные уравнения. И если он сам через полчаса не окажется на работе, Фисенко гарантированно наябедничает начальству.
Без пяти девять, когда позвонил Дима, Андрей стоял в пробке в шести кварталах от института.
– Ты сделал, как я тебе сказал? – спросил Дима.
С первых слов стало ясно, что Дима пребывает в прежнем параноидальном настроении.
– Нет. И вообще-то нормальные люди сперва здороваются. Как твоя рука?
– Не отросла. Это мое последнее предупреждение, Андрей. Уничтожь материалы, или ты умрешь.
Багажник белой «БМВ» за лобовым стеклом продвинулся вперед на пять шагов и замер.