Самая страшная книга 2020

В больнице Наташка пролежала полгода. Правый глаз ей врачи спасти не смогли. Пол-лица ее теперь обтянула маска из уродливых бугристых шрамов, обезображенный нос походил на обрубок. Жениха мертвой пери (утащившей за собой всю жизнь Родиона прямиком в ад слабенькими своими пальчиками с замысловатым черно-золотым маникюром), явившегося мстить с полной банкой концентрированной серной кислоты, признали невменяемым и отправили на принудительное лечение в психиатрический стационар. Психиатричка всерьез грозила и Наташке. Заторможенная, часами смотревшая в одну точку, она почти перестала разговаривать. А когда Родион, наконец, привез ее домой, тихо сказала, что хочет с ним развестись. «Я верну тебе лицо, я сам буду тебя оперировать, найду клинику – да хоть за границей», – твердил Родион, но Наташка его будто не слышала. В ее изувеченной психике, будто черви в гнилом мясе, закопошились все женские страхи, о которых Родион прежде имел весьма смутное представление: что мужчина любит исключительно за внешность, что сразу бросит из-за «нетоварного» вида. Родион даже предположить не мог, откуда умная Наташка набралась подобной ереси, видимо, это было что-то исконно бабье, утробное, а потому неодолимое. В конце концов однажды утром Наташка уехала в Подмосковье к родителям, заблокировав Родиона на телефоне и во всех социальных сетях. Ее родители тоже не желали с ним общаться, сначала бросали трубку, потом тоже заблокировали его номер.

Вечером того дня Родион впервые напился в стельку.

…Третий и последний подъезд «заброшки» на первый взгляд был ничем не примечателен. Сделав пару шагов (мелкие обломки Костиного фотоаппарата захрустели под ногами), Родион различил в сумраке обыкновенную лестницу на первый этаж – привычные семь ступенек – и нормальные дверные проемы. Все, кроме самого левого. На его месте была сплошная стена, а внизу… Сначала Родион даже не понял, что увидел. Внизу из маленького квадратного отверстия – размером точно под шею – торчала человеческая голова. Костина.

Костя был еще жив, когда Родион, не чуя под собой ног, поднялся на площадку. Журналист тихо хрипел, его глаза в набухших алых жилах вылезали из орбит. В следующую же минуту он затих. Из отверстия в стене, с той стороны, где, по-видимому, находилась остальная часть Кости, потоками выливалась кровь. Черт знает что там, по ту сторону стены, происходило, крови было так много, словно тело парня раздавили всмятку. Родион одурело смотрел на все это, каждой молекулой собственного тела ощущая, как на него что-то смотрит из трех прочих дверных проемов – холодно, внимательно, оценивающе.

«Останься, – словно бы говорило оно. Родион не слышал слов, но в его сознании беззвучными ледяными молниями вспыхивали мыслеобразы. – Ты нам подходишь. Он – нет. Он – полон. Ты – пуст. Ты будешь хорошим жилищем. Мы тебя обустроим. Мы наполним тебя смыслом».

Родион заорал и выбежал прочь, вцепившись в голову омертвевшими от ужаса пальцами, затыкая уши, но не умея избавиться от потока вливающейся в него нечеловеческой беззвучной речи. Он бежал по туманной «централке» поселка и вопил как сумасшедший. Споткнулся на растрескавшихся плитах, едва не упал. Улица была пуста. Только по обочине сомнамбулически брел давешний пьяница в несуразном по летнему времени пуховике, в шапке и в намотанном до глаз драном шарфе. Но это был живой человек – пусть алкаш, неважно. Родиону, чтобы сей миг не свихнуться, остро требовалось хотя бы просто услышать человеческую речь. И… и что, позвать на помощь? Сказать, что в «заброшке» замурован и раздавлен человек?..

– Эй, послушай… эй… – Родион не узнал собственного голоса.

Пьяница словно не слышал, видать пребывая в каком-то своем алкогольном измерении. Родион тряхнул его за плечо. Закрывавший лицо алкаша шарф съехал вниз, и стало видно, что лица у мужика вовсе нет. То, что было на месте его лица, напоминало замурованные стены в зловещих пустых домах. Сплошная синюшная оплывшая и бугристая плоть, без глаз, без носа. Собственно, теперь, вблизи, было очевидно, что на человека это… существо… похоже лишь отдаленно. Выглядело оно как бесформенные комья гнилой плоти, кое-как затолканные в одежду. Из-под распахнутого пуховика разило трупным смрадом.

Родион попятился, снова споткнулся, с размаху сел в куст бамбука. Вскочил и понесся что было сил неведомо куда. Восприятие реальности перегорело, как старая проводка.