Самая страшная книга 2020

К вечеру дождь усилился, из-за плохой погоды связи не было, так что дозвониться до шофера из «центра» не удалось. Костя переписывал снимки на ноутбук. На фотографиях, в контрастном свете вспышки, шипастые стены, непонятного назначения дверные проемы и невозможные лестницы выглядели еще более пугающими. Не бывает таких длительных галлюцинаций.

– Сиди тут, я схожу ненадолго кое к кому, – сказал Родион, накидывая в прихожей ветровку.

Медпункт находился на первом этаже через два дома, там же, где во времена Родионова детства. И фельдшер был тот же: Василий Иванович по прозвищу Японец. Его отец был русским моряком, а мать уроженкой Хоккайдо, но отчего-то он считал себя айном – эта таинственная народность жила на островах у Тихого океана еще до японцев, и последние из айнов давно ассимилировались, что не мешало Василию Ивановичу выпендриваться на переписи населения при указании национальности.

– Родька? – фельдшер, маленький, сутулый, с восточным узкоглазым лицом, изрядно поседевший, попятился, затем подошел и осторожно обнял Родиона. Одна ладонь у него была плотно замотана грязноватым бинтом. – Тамара, ты только глянь! Это же Родька Романов! Ты надолго? Нет? Батину могилу приехал навестить?

Из кабинета вышла Тамара, молодящаяся вдова, бессменная продавщица одного из продуктовых магазинчиков, в школьные времена Родион иногда выклянчивал у нее шоколадки в долг. Шея у нее была в бандаже. Женщина растянула в улыбке пухлые, отчаянно намазанные кроваво-красным губы:

– Видный мужик из тебя получился. Женат?

– Да так… – Родион неопределенно повел плечами. Рассказывать о своих проблемах он тут никому не собирался.

– Поняяяятно, – Тамара визгливо захохотала и сняла с вешалки дождевик. – Ну, как накобелируешься – может, меня замуж возьмешь?

– Тебя теперь сам черт замуж не возьмет, – пробурчал Василий Иванович, закрывая за женщиной дверь. – Родька, проходи. У меня коньяк есть, будешь?

– Нет, извините. Не пью. Совсем. Что у вас с рукой?

– На «централке» споткнулся, – ответил фельдшер. – Сам видишь, какие у нас тут дороги. И ремонтировать некому. Слышал, ты на врача пошел учиться? И как? Институт закончил?

– Давно. Хирургом работаю, – вымученно улыбнулся Родион.

– Ух ты. Молодец. Человеческие жизни, значит, спасаешь.

– Я пластический хирург.

– А, это по части силиконовых сисек?

– Это по части коррекции черт лица. – Родион поспешил сменить тему. – Я к вам вот по какому вопросу. Мы со знакомым приехали фоторепортаж о поселке делать. Зашли в «заброшки», а там… – Родион пролистал несколько снимков на смартфоне, повернув экран к фельдшеру. – Мы чуть мозги не вывихнули, пытаясь понять, что это. Вы случайно не знаете, кто и зачем мог это сделать?

Василий Иванович глядел на экран телефона, как загипнотизированный. Вдруг резко сказал:

– Не ходите туда больше!

– Все только твердят: «не ходите-не ходите». Хоть бы объяснили, что там происходит.

Фельдшер помолчал.

– Объяснить я тебе ничего не сумею. Расскажу одну байку, сам решай, верить или нет. У нас считается, что в тех домах теперь новые жильцы живут.

– Какие еще жильцы?

– Те, что из расщелины. Видел трещину на въезде в поселок? Ну вот… Как тут пару лет назад все тряхнуло – так земля лопнула аж до самых своих кишок. А там, по древним поверьям, много кто живет. Теперь они вместе с паром выходят на поверхность и селятся рядом с нами. Если их не беспокоить – не вредят. Живут себе тихо, обустраиваются потихоньку…

Родион наконец-то заметил, что Василий Иванович пьян до мелкой трясучки, до змия, до белочки. И странная его заторможенность, и дикие истории – всего-навсего проявления глубочайшего, как Тихий океан, алкогольного психоза. В полумраке приемного кабинета не сразу были заметны ряды пустых водочных бутылок под столом и непочатых – на тумбочке рядом с раковиной.

– Может, ахнем все-таки по маленькой?

– Нет, спасибо. Мне пора идти. До свидания.

В дверях медпункта Родион столкнулся с мальчишкой.

– Василиваныч, я занозу посадил! Здоровенную! Как бревно! Мамка сказала к вам пойти…

В сумрачном освещении Родиону показалось, будто кожа у мальчика странного, крайне нездорового темно-багрового, мясного оттенка.

– А ну-ка стой!

Но мальчишка шустро вывернулся с неожиданной силой. Родион так и не понял, почудилось или нет.

Спалось очень скверно. То и дело Родион, вздрагивая, выныривал из рваной поверхностной дремы и дико таращился в почти абсолютную тьму с темно-серым прямоугольником окна, пытаясь разобрать, не проросли ли стены шипами, не опустился ли потолок, не сузился ли дверной проем до узкой щели. А снились ему бесконечные бетонные лабиринты, из которых не было выхода, потому что дверями и окнами там служили крошечные отверстия. И что-то там постоянно ходило за спиной, дышало в затылок смрадом и морозным воздухом – будто открыли холодильник в секции с гнилыми трупами.