Проснулся Родион от тишины. После многолетней привычки к шуму мегаполиса – даже в тихом квартале престижных новостроек круглые сутки был слышен отдаленный гул автострады – тишина казалась неестественной, будто в комнате со звукоизоляционными стенами или будто вдруг лишился слуха. Засыпал Родион под ютубовское бормотание с Костиного телефона, то и дело подвисавшее, – против ожидания, связь здесь была, пробивался даже плохонький мобильный Интернет – а теперь, с пробуждением, тишина ударила по ушам, будто две огромные ладони.
Родион подошел к окну. Вид, знакомый едва ли не на ощупь. Все детство он видел из окон разные вариации этой картины. Череда редко поставленных приземистых трехэтажек, дальние – «заброшки». Между домами – сколоченные из чего попало либо сделанные из пустых цистерн сарайчики-времянки, жилища на периоды землетрясений, кладовки во все остальное время. Разнотравье с островками курильского бамбука, искореженные ветрами плохо прижившиеся деревца, посаженные еще при основании поселка. Туман. Деревянные рамы сочили сырость: пластиковые здесь были роскошью. Приютил Родиона и Костю сослуживец отца, одинокий и нищий военный пенсионер. Оказалось, он уже с утра напивается на кухне – в точности как отец в последние годы жизни. Молчаливый, безразличный, с больной распухшей ногой, на которую он прямо сквозь штанину без конца прикладывал компрессы из той же водки. Родион только молча поглядел на это дело и подумал, что ему самому въевшаяся в каждую жилу Москва уже не дала бы тут выжить. Он бы даже не пил – он бы тут просто повесился.
А Москва когда-то встретила его с распростертыми объятиями. Ему прочили будущее блестящего хирурга, и когда Родион ушел в пластическую хирургию – прежде всего потому, что в этой области гарантированно водились деньги, – кое-кто из сокурсников, да и учителей, исплевался ядом: мол, променял талант на шелест купюр. Вместо того чтобы спасать жизни, взялся «перекраивать огребальники скучающим бабам». Объективно, это было не совсем так: все же часть пластических операций делается по медицинским показаниям, да и простая «блажь» порой действительно меняет жизнь человека к лучшему, избавляя от давнего комплекса. Но Родион не спорил. Он был доволен собой. Мечтал вырваться из захолустья и нищеты – и сделал это. Знал бы заранее, куда его приведет пластическая хирургия, так лучше бы все эти годы в государственной больнице челюстно-лицевым хирургом работал. Может, и заговорил бы, задобрил как-то, зацементировал незримую трещину.
Но тогда он о подобном вовсе не думал. Он прославился как молодой, но отличный специалист по ринопластике – изменению формы носа. Сложная, тонкая работа, успешно практикующих по всей стране знают поименно. Дорогая частная клиника, богатые и, что важно, довольные результатом клиенты, отличный заработок. Успех не ударил Родиону в голову, он аккуратно обращался с деньгами и еще более бережно – со своей личной жизнью, хотя на него, эффектного шатена фотогеничной наружности, находилось много охотниц. Долго выбирал, вдумчиво приглядывался, нашел свою красавицу Наташку, не пустоголовую малолетку, а умницу и ровесницу, терпеливо ухаживал. Он мечтал обо всем том, чего не было у его отца – не только о достатке, но прежде всего о крепкой счастливой семье. Все вроде бы складывалось. До поры.
…Экскурсия по родному поселку заняла от силы три часа. Родион шел по влажным от моросящего дождя плитам «централки», в которых он знал когда-то каждую трещину (новых изрядно прибавилось), и монотонно говорил Косте:
– Жилой дом. Этот тоже жилой… наполовину. А тут когда-то жил только один мужик, бывший военный… надо же, окна на месте, значит, до сих пор живет. А это «заброшка». Вот еще «заброшка»… после землетрясения в середине девяностых ее хотели взорвать как аварийную. Взрывали-взрывали, а она до сих пор стоит. А вон ворота военной части. Закрыты, странно. В Интернете написано, что она уже несколько лет как расформирована. А вот тут, в бывшей казарме, школа, здесь я учился.
Костя то и дело отбегал в сторону в поисках наиболее удачного кадра. Выбирал, разумеется, наиболее шокирующие и унылые вещи, способные гарантированно вогнать интеллигентную аудиторию его интернет-портала в состояние праведного негодования и в общий депрессивно-философский настрой, выражающийся в бесконечном муссировании темы на «Фейсбуке». Бетонные блоки и торчащие куски ржавой проволоки рядом с детской площадкой, безобразно замусоренные подъезды, истрепанный выцветший флаг у войсковой части на фоне туманной мглы (тут из будки у КПП внезапно вышел военный – значит, часть все-таки еще существовала – и потребовал от Кости удалить несколько кадров с фотоаппарата, отчего Родион почувствовал легкое злорадство).
– А вот это мой дом, – вырвалось у Родиона под конец экскурсии. Сам того не осознавая, он устроил так, чтобы под финал прогулки прийти сюда. Домой.