Самая страшная книга 2020

Так что вскоре они везде ходили вместе – Славка и Розка: белобрысая голова, выгоревшая за лето до сияющей белизны, и темная, с непременным черным бантом. Мать Розки, как и Славкины родители, тоже была не рада этой дружбе, по каким-то неясным причинам считая, что ее дочери пристало водиться с парнями только своей породы. И Розка также не обращала на это внимания. Все Славкины чудачества, над которыми соседские ребята посмеивались, Розке как раз таки нравились. У них вообще оказалось много сходного: оба учились в старших классах и собирались получать высшее образование (с прошлого года обучение в старших классах стало платным, и обоих родители этим попрекали, но платили исправно). Оба были нетерпеливы к жестокости и сострадательны. Им было интересно вместе – и говорить, и молчать.

Вдвоем они ходили глазеть на наводнивших город немцев и собирать слухи. Когда немцы пришли (а последние красноармейцы бежали дворами и переулками), необходимость ходить «на окопы» отпала сама собой, и казалось, весь город не знает, что делать дальше: стояли брошенные на путях трамваи, стояли разграбленные магазины с разбитыми витринами (причем в грабежах магазинов одинаково отличались как немцы, так и кое-кто из местных), школы несколько дней были закрыты.

– Ну все, кончилась советская власть, – сказал отец, придя с работы куда раньше обычного.

– Что ж теперь будет… – вздохнула мать.

– А черт его знает. Ну, немцы, чай, не Орда. Европа! – глубокомысленно заключил отец. – Значит, проживем как-нибудь.

Хоть прихода немцев и ждали с опаской, поначалу их все же не особенно боялись.

Из-за низкого забора Славка и Розка наблюдали, как немцы занимают Дом кожевников на Кирилловской, новое, большое, добротное здание. Понаехало много интереснейшей, самой современной техники: мотоциклы, грузовые автомобили, гусеничные броневики, суетились солдаты в чистенькой, щеголеватой, ладно сшитой форме – они казались до обидного нарядными по сравнению с запыленными красноармейцами. Подъехал офицер в длинном открытом легковом автомобиле.

– Красивые, – сказала Розка про немцев. – Как-то это… неправильно.

– Ага, – Славка прекрасно понял, что она имела в виду. Врагу положено быть страшным и уродливым. Воображение рисовало фашистские полчища как стаи каких-то двуногих зверей в рогатых касках, на чудовищных грохочущих танках. А тут – люди как люди. Благополучные и даже привлекательные с виду.

Офицер в открытом автомобиле глянул на лучившиеся любопытством лица Славки и Розки и вдруг улыбнулся им. Права Розка – враг оказался обескураживающе обыденным и почти симпатичным. Породистое лицо, красивая фуражка. Вот только череп на фуражке Славке совсем не понравился.

Они ходили толкаться на рынок и услышали много чего интересного: что немцы ходят по домам и квартирам, берут ценности и съестное, но жителей не трогают; что новые, немецкие власти выпустили постановление вернуть все, утащенное из разгромленных магазинов, и вскоре тоже намереваются ввести трудовую повинность, прежде всего отправить разбирать баррикады, которые сами же горожане и сооружали. И самое главное – что вчера кто-то обнаружил на окраине несколько домов, где полы сплошь залиты кровью, а жильцы зарезаны как свиньи. Грешили на немцев, но тут же нашелся кто-то, видевший, как немцы допрашивали, а потом застрелили какого-то окровавленного бродягу – тот был одет в штатское и говорил на суржике. «Выходит, душегуб – из наших?» – прошептал Славка. Розка только плечами пожала. На рынке теперь было не так, как прежде, и дело было даже не в воцарившемся повсюду напряжении и не в страшных слухах. Сами люди стали будто другие. Многие тут друг друга знали, и пару раз Славка услышал за спиной: «Москаль и жидивка!» – это было, конечно, про них с Розкой. Этим могли швыряться и раньше, но довольно беззлобно, а теперь сказали – точно плюнули. Казалось, будто немцы принесли с собой что-то невидимое, но опасное, вроде инфекции.

Когда Славка возвратился домой, выяснилось, что семью, покуда он отирался на рынке, ограбили, деловито и спокойно: пришли немецкие солдаты, забрали всех кур, а еще серебряные ложки, материны бусы, подаренные ей на свадьбу отцом, и бабушкину икону в драгоценном окладе.

– Нехай подавятся, – махнул рукой отец. – Нас не тронули – и на том спасибо.

Славка рассказал про услышанное на рынке, особенно про душегуба. Мать всплескивала руками и трясла за плечо отца:

– Давно говорю, засов хороший на дверь нужен, не эта щеколда на соплях.

Отец говорил:

– Не-не, точно не немцы, те грабят культурно, – а бабушка перекрестилась:

– Как есть, вражина пришел.

– Что, думаешь, все-таки немцы такое сотворили? – спросил Славка.

– Немцы ли, наши – не знаю. Вражина не различает: наши, ихние, ему едино. Для его поганых дел все сгодятся.

– А кто он – черт, что ли? – с насмешкой спросил Славка. Ни в какого черта он, разумеется, не верил.

– Хуже черта. Мне моя бабка рассказывала, а той – ейная бабка. Во времена, когда люди много крови льют, приходит вражина кровью упиваться. И тогда кровь льется уже не ручьями – реками и морями.