Самая страшная книга 2020

Товар поставили на учет в оценочную комиссию, Эльвира Михайловна позвонила сестре, и вот Андрей стоял у прилавка магазина «Северный № 1», с нетерпением глядя, как тучная женщина с большими смеющимися глазами копается на полках под кассой.

Магазин закрылся двадцать минут назад, в помещении горели лишь несколько ламп у входа. В полумраке внезапно вспомнилась тесная кухня и открытый гроб у окна. Андрей, тетя, ее маленький ссохшийся муж-алкоголик и старший сын сидели подле гроба на табуретках. В микрорайоне отключили электричество, кухню освещало несколько свечных огрызков. На желтых в полутьме лицах дергались тени. Молча прощались со старушкой. Андрей поднял взгляд, сквозняк прошелся по кухне, и вдруг показалось, что в гробу не его бабушка, а совершенно незнакомая женщина. Через секунду прошло, но… думая об этом после, он ловил себя на мысли, какой жутью могло обернуться дикое видение; если бы не его любовь к бабушке, если бы не абсолютная уверенность, что в гробу лежит именно она…

– Ага! Попалась!

Сестра Эльвиры Михайловны появилась из-под прилавка с папкой в руках. К правому верхнему углу папки был приклеен розовый прямоугольник. Смешная цена – впрочем, деньги его волновали в последнюю очередь.

– У меня племянник тоже творчеством занимается. Железные дороги собирает. Всю комнату заставил…

Андрей терпеливо выслушал, расплатился, поблагодарил (коробка конфет прилагалась) и выскочил на улицу, сжимая под мышкой черную папку с золотым тиснением «J. F. Schreiber».

Долго не решался открыть.

Положил папку на стол, небрежно смахнув на пол файлы с распечатками, клей-карандаш и несколько гелевых ручек. Ручки, потренькивая ребрами, закатились под кресло. «Когда буду пылесосить, подберу», – равнодушно подумал Андрей и с трудом оторвал взгляд от папки.

Потом еще час или полтора ходил кругами по квартире: поставил чайник, разогрел вчерашние макароны, нашел в холодильнике заветрившийся кусочек «Российского» и медленно и рассеянно шоркал им по терке, зашипев один раз от боли. Затем так же медленно ел – даже не ощущая вкуса – и пялился в бубнивший что-то телевизор, дуя на саднящие костяшки.

Зашел в комнату, погладил кончиками пальцев папку из кожи (или кожзама?) – не просто черной, а с каким-то мягким оливковым отливом. Золото на тиснении растрескалось и кое-где немного осыпалось. «Надо подклеить», – мелькнула мысль.

А потом он снова ушел.

Помыл посуду, зачем-то почистил раковину, зарядил стиральную машинку. Заглянул в комнату, помялся на пороге – и пошел выносить мусор.

Андрей – как когда-то в университете перед ответственным экзаменом – тянул время, лишь бы не открывать папку. Да, еще пару часов назад он едва сдерживался, чтобы тут же, на улице, дрожащими от нетерпения пальцами не развязать махрящиеся от времени тесемки. Не впиться глазами в старые выкройки – а там должно, должно быть что-то невероятное! Он захлебывался идеями и фантазиями, что именно там может оказаться. Черт возьми, это же J. F. Schreiber! J. F., мать его, Schreiber! Там может быть что угодно! Да даже выкройка бюста Гитлера в реальную величину, детализированная до торчащих усиков!

Сейчас же именно это и пугало. Он нафантазировал так много, так упивался планами на ближайшую неделю, а то и месяц, что… по закону подлости там окажется что-то детское и примитивное. Домик для куклы, например! Как раз двенадцать листов – четыре стены, пол, двускатная крыша, ну и еще что-то по мелочи, типа крыльца или трубы… Андрей не хотел, не желал, чтобы его фантазии – черт с ним, с бюстом Гитлера, но, может быть, хотя бы какая-нибудь моделька «Роллс-Ройса», а? – так жестоко разбились.

Возвращаясь с мусорным ведром, он снова заглянул в комнату. Папка лежала на столе. Отсюда оливковый отлив был не виден, поэтому она казалась черной дырой, порталом в иной мир, разверзнувшимся в столешнице.

– Да какого черта, – сказал Андрей, поставил ведро, вымыл руки и решительно сел за стол.

На этот раз кожа на ощупь показалась чуть теплой и странно податливой. «Чья?» – мелькнуло было в голове у Андрея, но он тут же отмахнулся от этой мысли. Он и в мясе-то особо не разбирался – мог различить лишь курятину, свинину, говядину и индейку, ну и да, рыбу, и то только на вкус и при условии «чистой готовки», без приправ и изысков, – какая уж тут идентификация кожи! Не человеческая, ну и ладно!

Вздохнул, задержал воздух – и резким движением дернул завязки и распахнул папку.

Картон был старым, очень старым. Толстый – раза в два толще современных листов! – он бугрился и шершавился. Словно когда-то попал в жестокий потоп, а потом долго сушился у открытого огня – Андрей заметил небольшие подпалины по краям.

Тем не менее линии выкройки были отчетливо видны. И они озадачивали.

Андрей уже навострился беглым взглядом примерно представлять, что получится в итоге. Размер, объемы, даже общие очертания фигурки. Здесь же он не понимал ни-че-го.