Самая страшная книга 2021

С тех пор Зубов уволился с работы, выкупил первый этаж особняка и жил, промышляя перепродажей предметов искусства. Федя старался помнить Андрея Александровича энтузиастом и коллекционером, не замечая, как тот становится плохим списком с самого себя. Торопливым, желчным, алчным стариком.

Зубов встретил его в кабинете, протянул руку, не вставая из кресла, и со скукой пресытившегося знатока посмотрел на бумажный сверток. Но стоило ему развернуть обертку – и в глазах блеснул полузабытый огонек любопытства.

– И где же, позвольте спросить, Федюша, вы отыскали такого сурового Вседержителя?

– От отца Сергия досталось… В наследство, можно сказать.

– Да, я слыхал, примите соболезнования, – бросил Андрей Александрович, но дьякон видел, ему не терпится приняться за осмотр. – Вам не составит труда поставить чайник?

– Конечно. – Федя знал, что Зубову нужно побыть с иконой наедине, соблюсти негласный ритуал знакомства. – Вам кофе?

– Да, как обычно, спасибо.

Когда дьякон вернулся с кухни, неся на подносе кофейник, молочник и две чашки – коллекционеру всегда нравилась эта нехитрая церемонность, – Андрей Александрович уже вернулся в прежнее состояние скучающего безразличия.

– Пока ничего особенного сказать не могу. Раскольничья, но в окладе, который скрывает руки, что довольно необычно. Чеканка оклада кустарная, однако сделана умело: орнамент такой прежде не встречал.

В общем-то создается впечатление, что это семнадцатый век, но больно свежо выглядит. Вы уверены, что лик не подновляли и не чистили оклад? Очень странно, но я готов голову на отсечение дать… В общем, нужно снять оклад и осмотреть на предмет позднего вмешательства, а на это понадобится время. Заходите ко мне завтра с утра, Федюша, договорились?

Дьякон не понял сразу, откуда в темной прихожей на него обрушился град ударов – неумелых и не слишком сильных. Но когда он наконец дотянулся до выключателя, другой рукой отмахиваясь от нападавшего, перед ним вспыхнула мертвенно-бледная физиономия отца Владимира. Настоятель зажмурился, но атаку не прервал.

– Верни икону! Грешник, ворюга…

– В Писании сказано, что лучше вор, нежели говорящий ложь! – отбивался дьякон. – Думаете не знаю, что вы в епархии раззвонили, будто на исповеди вас отец Сергий попросил приход принять? А ведь я говорил с ним перед смертью, ложь это.

– Грешником был твой настоятель, я-то исповедь его внимательно слушал. Хочешь, и тебе перескажу?

– Расскажите лучше, куда письмо, мне завещанное, дели, – теперь перешел в наступление дьякон, выталкивая настоятеля к двери.

– И икона, и конверт – собственность епархии! Если не вернешь сегодня же, я тебя со свету сживу, сопляк! Выбирай, куда хочешь: в монастырь или в тюрьму? – вместе с этими словами до Фединого носа добрался наконец кислый хмельной запах.

– Мы с вами поговорим после того, как у вас из головы кагор выветрится.

– В аду с чертями говорить будешь!

Дверь за спиной у отца Владимира распахнулась, но он намертво вцепился в притолоку, и Феде ничего не оставалось, кроме как по одному разжимать ледяные костистые пальцы.

– Не-пей ви-на, и-у-да! – с последним отчеканенным дьяконом слогом настоятель скатился по всхлипнувшей лестнице и приземлился в навороченный Игнатом сугроб.

Федя захлопнул входную дверь и впервые за долгие годы запер ее на замок. Скинул не глядя сапоги и стал мерить комнату шагами. Получалось три больших и один маленький из угла в угол.

«И на что только надеялся, дурак? Знал же, что все откроется. К тому же Игнат меня, выходящего, видел. Письма не нашел, зато икону стащил. На кой она тебе сдалась, Федя? Тебе бы о приходе подумать, что дальше будет-то? Тебя сошлют к черту на кулички, а прихожан сожрет этот… Деньги выдоит досуха, а души пропадать бросит. Тоже мне охотник за грешниками».

Дьякон пытался понять, что двигало им в последние дни, но вновь и вновь упирался в глухую стену – слишком мало было в уравнении постоянных. Хрипящий на постели отец Сергий и его странная история, зареванная матушка Ефросиния в окружении детворы, задумчивый Антон у книжной полки, оскаленный призрак отца Владимира, непроницаемый Зубов, вечно удивленный Игнат. Если бы Федя только мог выстроить их в логическом порядке, понять умом, почему он оказался вырван из своей тихой жизни! А если действовал он не умом, а сердцем, то, выходит, был направляем Провидением либо же, что еще страшнее, – попался в хитрую дьявольскую ловушку…

Дьякон не знал, как долго он ходил по своей комнатке, будто заключенный. В один миг присел, обессилев, на край кровати, да так и провалился в сон, из которого его вырвал противный звонок мобильника. Федя решил было, что это звонит непротрезвившийся настоятель, но на зеленом экранчике мигали пять букв: ЗУБОВ.

– Спишь, что ли? – коллекционер обошелся без привычного слащавого «Федюш».

– На секунду сомлел только, Андрей Александрович.

– Ты вот что… Я, в общем, хотел сказать, чтоб ты завтра не приходил.

– С утра или вообще? – насторожился дьякон.

– Вообще.

– Тогда послезавтра?

– Вообще в ближайшие пару месяцев, пожалуй.

– Я вас не очень что-то понимаю. А как же икона?