Самая страшная книга 2021

– В общем, стал сам копать как бобик, где мог. Отыскал попа, который вместе с первым нарядом приезжал. Я тогда краем уха слышал, как он над другом убивался, только словам его значения не придал. А потом как придал, что аж проснулся посреди ночи. Он, помнится, все повторял на разные лады, что просил друга по иконе этой не служить, да себя корил за робость.

– Быть такого не может! – не вытерпел Федя. – Отец Сергий мне перед смертью говорил, что не знал ничего и друга много лет как не видел! Думаете, православный христианин при сане перед смертью врать станет?

– Может, соврал, – хмыкнул Красногубов, – а может, и память изменил, чтобы не винить себя.

– Как это изменил?

– Это как у Толстого в «Воскресении». Преступает закон один человек, а искупает содеянное уже другой. И чтобы искупление таким тяжким не было, по крохам вымарывает из памяти вину свою. Мое проклятие, наоборот, в том, что я ни в жисть ничего не забуду, помню, будто вчера это было. Одним словом, передаю, что сам слышал. Сергею друг егойный икону привез показать незадолго до гибели и сказал, что икона эта каждого грешника покарает, кто перед ней помолится, и что задумал он собрать по такому случаю всю погань в городе. Наставник твой другу тогда не поверил, конечно, хотя, как и я, себя признал в голове отсеченной. Сказал, что если она на кого навлечет кару, так только на того, кто по ней служить будет. Вот. Дальше ты знаешь. Потом, когда дело закрыли, икону Сергей забрал себе, но со мной встречаться второй раз наотрез отказался. Обмолвился что-то про полученное письмо, которое все объясняет, и пообещал, что икону спрячет.

– Он и спрятал. И хранил до смерти. Хотел, чтоб я ее нашел, только опередили меня. – Федя уронил лицо на руки, словно весь мир навалился на него своей тяжестью.

– Хочешь сказать, что икона опять по рукам пошла? – Красногубов встрепенулся, но нельзя было понять, чего в его лице стало больше: испуга или восторга.

– Не на ваше дежурство пришлось. Скоро все знать будут.

– Сколько? – вопрос Красногубова был понятен Феде без уточнений.

– Двое. Пока что.

– Нет, больше я ни в жисть в это дело не сунусь. К старости только сумел от клейма сумасшедшего отмыться…

После этого капитан окончательно ушел в себя и беседа сбилась на вежливые, но неловкие околопогодности. Прикончив пиво, Красногубов, к Фединому облегчению, сказал, что ему пора.

Вернувшись в храм, Федя повинился, принял от настоятеля епитимью и стал прислуживать вдвое усердней, чем прежде. По крайней мере так должно было выглядеть со стороны. Отец Владимир поначалу старался держаться строго, но руководить приходом без помощи молодого дьякона казалось абсолютно невозможным. Тот умело вел хозяйство, знал поименно всех прихожан, да и на службах всегда был предусмотрителен.

Несмотря на то что Федя работал усердней, чем прежде, он не получал от этого былого окрыления – все его мысли были нацелены на письмо, оставшееся у настоятеля. Бабов подтвердил, что никаких вещественных доказательств и приложений к делу от отца Владимира не поступало. Икона находилась в полицейском хранилище, и о ней пока можно было не беспокоиться, хотя новый батюшка уже пообещал прихожанам к Пасхе служить по редкой обновке, что всколыхнуло охочих до брендовых обновок обитателей элитного поселка.

Так или иначе, но письмо Федя решил раздобыть во что бы то ни было, только сделать это нужно было аккуратно и чисто – второго прощения от настоятеля можно было ждать дольше, чем второго пришествия. Дьякон упросил Игната откладывать отдельно мусор из покоев отца Владимира и собственноручно перебирал его. Он не спускал глаз с самого настоятеля и его матушки. Было, конечно, маловероятно, что они избавятся от письма или станут носить его с собой, а врываться и переворачивать дом вверх дном было слишком ненадежной идеей.

За этими заботами и размышлениями Федя совсем не заметил, как наступил апрель. Словно в одно мгновение земля всосала все лужи и остатки снега, а на деревьях вспыхнул салют салатовых почек. Так же внезапно вспыхнула и закрепилась в голове дьякона идея о том, как заполучить письмо. При помощи Красногубова Федя раздобыл бланк вызова на допрос и заполнил его на имя отца Владимира, сделав на полях приписку о необходимости предоставить следователю утаенное вещественное доказательство – письмо.

Следующим утром Федя положил повестку к обычной почте и занял наблюдательную позицию под окнами настоятеля. Копаясь в цветочной грядке, он видел, как Игнат принес охапку писем и журналов, как за утренним чаем отец Владимир пересмотрел почту и обнаружил повестку, как долго спорил с матушкой и, наконец достав из серванта уже знакомый Феде конверт, положил его в кожаную борсетку, которую брал с собой на выезды. Пока настоятель одевался, дьякон обошел джип и загнал в выхлопную трубу заранее припасенную картофелину, после чего вернулся к цветам.