Самая страшная книга 2021

Рядом с Пенелопой я, чахлое городское дитя, мигом расцветал. Она втягивала меня в тысячи проказ; я часами пересказывал ей самые захватывающие мифы, а потом мы разыгрывали их в лицах.

…Прекрасную Андромеду, дочь царицы Кассиопеи, привели на берег и оставили у подножия утеса в жертву морскому чудовищу – посланнику Посейдона. Кассиопея сама виновата: слишком много хвасталась.

Резко очерченный, утес этот взрезал острым клином морскую лазурь, и будто разгневанное тем, море здесь всегда бушевало, расшибаясь о скалы в бессильной кипящей ярости. У подножия утеса, отделенная от воды частоколом скал, зияла пещера – черный бездонный зев, откуда веяло холодом. У этой-то жуткой пещеры несчастную царевну и приковали.

Бедняжка Андромеда! Как кричала она и билась в оковах, выгибаясь всем своим гибким пленительным станом! Как не хотелось ей умирать! Но уже с ревом подымалось из пучины чудовище, разевая огромную пасть, и зубы в ней были – что мечи.

По счастью, мимо на своих крылатых сандалиях пролетал Персей, сын Зевса, на дух не выносивший всяких там чудищ. У него в котомке как раз болталась башка одного из них – ужасной горгоны Медузы, чей взгляд обращал любого в камень. В принципе, ничто не мешало показать чудищу эту образину, и вопрос был бы исчерпан, но герой почел за лучшее показать ему вместо этого где раки зимуют. Еще такую пакость в камне увековечивать!

Выхватив меч, подаренный быстрокрылым Гермесом, Персей вонзил его в поганую тушу. Ух и взвыло чудовище! Ух и кинулось на героя! Но он был неуловим и наносил удар за ударом. Окутанные тучей брызг, бились враги не на жизнь, а на смерть, а прекрасная Андромеда не дыша следила за схваткой, пока из клыкастой пасти чудища не хлынула черная кровь и оно с воем не испустило дух.

Персей приблизился к спасенной царевне. Она стояла со сведенными над головою руками, вытянувшись в струнку, отчего начавшая наливаться грудь обрисовывалась под тканью купальника, и Персей безотчетно накрыл ладонью левое всхолмье. И тут же охнул от удара кулаком в ухо.

– Ты дурак? – спросила Андромеда и снова стала Пенелопой. Оковы ее испарились, чудовище обернулось измочаленным в щепу куском топляка, мои сандалии лишились крыльев, а верный меч превратился в перочинный ножик, который мне подарил отнюдь не быстрокрылый Гермес, а очередной материн ухажер, искавший моего расположения. Не помогло, хотя ножик правда был что надо – со штопором и отверткой.

– Для девы в беде у тебя слишком тяжелая рука, – заметил я, потирая горящее ухо.

– Для героя у тебя слишком бесстыжие ручонки, – парировала она.

– Герои бывают разные. Агамемнон вот изнасиловал Кассандру прямо в храме Афины.

– Это был Аякс. И никакой он не герой после этого, а скотина. Никогда больше так не делай, ясно?

– А то что?

– Опять получишь в ухо.

– Вот и Кассандра так говорила Аяксу, но ее пророчество, как всегда, никто не принял всерьез… Ау!

Больше всего нас покоряло то, что, в отличие от нынешних героев, мифические были отнюдь не белыми и пушистыми. Даже благородный Геракл в свободное от подвигов время отрезал носы и руки, пришиб излишне строгого учителя (что вызывало у Пенелопы полное сочувствие), в припадке безумия растерзал собственных детей и убил человека, который справедливо обвинял его в конокрадстве; а от иных деяний Аякса, Агамемнона, Ясона, Одиссея, Ореста, Алкмеона и даже скромного гения Дедала, не говоря уж о таких злодеях, как братцы Атрей и Фиест, Тантал, Тирей, Медея и Клитемнестра, наши маленькие сердца то заходились от гнева, то замирали в сладостном ужасе. Не раз мы рассуждали о том, как было бы здорово самим жить в ту славную эпоху; увы, от нее на острове осталось лишь несколько дорических колонн, некогда подпиравших своды какого-то древнего храма. Скучающие дядины постояльцы любили накорябать на них что-нибудь эдакое (я как-то застукал за этим постыдным занятием одного широко известного в Европе философа), но никакая низость не могла попрать скорбного величия этих руин.

– Тс-с-с! Ты это слышал? – встрепенулась вдруг Пенелопа.

– Как я мог что-то слышать, дважды получив в ухо? – прошипел я.

– Там, в пещере… как будто шорох.

Чувствуя, как по спине ползут мурашки, мы заглянули в черную глубину. Сложив ладони рупором, Пенелопа прокричала:

– Эй, Полифем! Полифе-е-ем! Выходи, старый глупый циклоп!

Я схватил ее за плечо:

– Перестань!

Она выгнула бровь:

– Боишься Полифема?

– Палемона. Вдруг он тут живет?

Никто не знал, кто он и откуда – этот великан, ростом и могучим сложением и правда напоминавший Полифема. Он просто был здесь всегда – как древние развалины, как скалы, как деревья, море и небо. Старик Яни рассказывал шепотом, что не оторвался еще от материнской груди, а Палемон уже жил угрюмым отшельником у самого моря, и будто с той поры он не постарел ни на день. Ясное дело, он страшный колдун, и никто в здравом уме лишний раз не поглядит в его сторону.

– Подумаешь! – Пенелопа вздернула веснушчатый нос. – Палемон мухи не обидит, спорим?