Зато Пашка услышал. По иссохшим губам скользнула недоверчивая улыбка. Точнее ее тень. Но даже она неожиданно превратила его в почти прежнего Пашку.
– А я все думал, когда ты поднимешь свою задницу…
Сашка слушал его, а ураган мыслей набирал обороты. Надо вынести его отсюда! И вызвать скорую! Позвонить в полицию! Он быстро ощупал брата – слава богу, ноги были! Неподвижные, худющие, с цепью на правой, но целые!
– Ты меня лапаешь? – шутливо возмутился Пашка.
– А… ага, – Сашка начал заикаться. Руки у него тряслись, как у алкаша.
– А я ног не чувствую… – признался Пашка. – И не вижу ни хрена…
– Это от темноты, и от голода, и что лежишь тут долго. – Сашка непрерывно гладил брата по голове. – Я тебя вытащу, а в больничке тебя подлечат. Все будет хорошо, вот увидишь.
Пашка продолжал смотреть в потолок.
– А дед где? Вряд ли он захочет, чтобы меня увидели… Ты прикинь, он пил мою кровь…
– Я не знаю, где этот упырь. – Сашка соображал, сможет ли вынести Пашку на руках. – Попробую тебя поднять. Потерпишь?
– Наверно… – Пашка сжал губы. – Видок у меня…
– Отличный, – подбодрил его Сашка, просовывая руки ему под спину и ноги. В голове понемногу прояснялось, и казалось, что от затопившей все его существо радости он просто захлебнется. Его не смущала ни вонючая Пашкина одежда, ни кошмарный вид. Все можно исправить!
Брат обвил его шею почти невесомой рукой.
– А истукан где? – вдруг шепнул он.
– Кто?
– Тот, кого дед кормит…
По комнате пронесся протяжный вздох, взъерошил волосы на Сашкином затылке, сыпанул за воротник ледяного крошева. Сашка выдернул руки, развернулся, и свет фонаря выхватил из темноты у боковой стены фигуру.
Ужас, словно крыса, вгрызся в сердце мелкими острыми зубами. На мгновение – и отступил: фигура оказалась неживой.
Это был деревянный столб, с вырезанным и раскрашенным подобием лица с гротескными чертами: круглые глаза навыкате, толстые губы-вареники. Пол возле истукана усыпали кости и заскорузлые шкурки.
– Эту образину… – начал Сашка, но Зойкин визг оборвал его. Сашка вскочил, подошвы скользнули по затоптанному сену. Он взмахнул руками и тут же замер – Зойку втолкнули внутрь, а проем заслонила высокая фигура.
– Снова здорово, – желчно процедил дед. – У нашего семени на роду написано лезть куда не просят?
Он пинком закрыл дверь и, словно актер в свете софитов, в желтоватом пятнышке Сашкиного фонаря прошел к истукану. В руке у него извивался зверек вроде куницы. Дед вскинул руку и преспокойно впился зубами ему в загривок. Обрывая болезненный писк, дернул шеей и разом отхватил зверьку голову.
У Сашки отвалилась челюсть. Зойка вскрикнула и спряталась за его спину.
Из разорванной шеи куницы свисали желтоватые и сизо-красные нити. По свалявшейся шкурке сочилась кровь, застывая липкими сгустками. Дед поднес тельце к лицу истукана и прижал к его губам.
Кормит, остолбенело разглядывая происходящее, понял Сашка. Он во все глаза смотрел на чудовище, неожиданно принявшее облик его родного деда. В голове болезненно ворочались мысли. Оставалось сопоставить факты и сделать выводы.
– Нет никакой твари… – Он поперхнулся воздухом. – Это ты…
Дед двинулся к нему – огромный, темный лицом. Чернели глазницы, кровавой дырой кривился рот. За Сашкиной спиной взахлеб рыдала Зойка.
Подойдя вплотную, дед отбросил трупик и, выбросив вперед руку, схватил перемазанными в крови пальцами Сашку за лицо. Тот дернулся, отбросил дедову руку.
И тут его будто затопило жгучей волной. Как кипятком ошпарило. Правда – неприглядная и бесстыдная, словно пьяная девка, – явилась ему во всей своей разнузданности.
– Это ты убил отца!
Он взмахнул фонарем и двинул им деда в лоб. Тот коротко хекнул и тут же пнул внука сапогом в живот. Сашку швырнуло на колени, желчь обожгла пищевод, наполнила рот горечью. Фонарь укатился в сторону, бросив на дальнюю стену тонкий луч мутного света.
– Думаешь, я хотел этого?! – словно безумный вращая глазами, взревел дед. – Куда они оба полезли?! От него я не мог их спасти!
Стоя на карачках, Сашка жадно хватал воздух ртом. Оставалось надеяться, что дедов гостинец не перебил в животе ничего.
– Да от кого… – чувствуя, как выворачиваются наизнанку внутренности, проблеял он.
– От Него! – дедова рука указала на идола, а сам он согнулся в почтительном поклоне.
– Ты больной! – Сашка визгливо хохотнул. – Это просто деревяшка!
– Не см-е-ей! – дед погрозил ему пальцем. – Не гневи!
– Это! Простая! Деревяшка! – заорал Сашка. – Больной ты урод!
– Не гневи! – Взревев, дед метнулся к стене, выхватил из темноты лопату и рубанул наискось, метя внуку в голову. Ошеломленный Сашка отпрянул, но недостаточно быстро – металл со свистом взрезал кожу на виске и погасил свет. Заливаясь кровью, он опрокинулся навзничь. Руки лихорадочно шарили вокруг, пытаясь помочь телу встать. Снова свистнула лопата. Убьет, понял Сашка, сжимаясь в комок.
Однако удара не последовало. Он слышал, как матерился дед, что-то яростно щелкало, истошно вопила Зойка.
Сашка ощупал голову – с левого виска свисал порядочный шмат кожи. Как попало он прилепил его обратно и, прижимая пальцами, с горем пополам поднялся.