Самая страшная книга 2022

Этот человек чудовищно болтлив. Я испытываю почти нестерпимое желание причинить ему боль. Мне хочется, чтобы он кричал и умолял остановиться. При других обстоятельствах я бы так и поступил, но Кодекс велит воздерживаться от излишнего насилия при исполнении епитимьи.

Нужно дождаться брата Пустельгу; на эту епитимью мы идем вместе.

Откусываю кусочек хлеба: вкусно. Корчмарь глубоко верующий человек, иначе бы он подал черствый ломоть с привкусом плесени, как то бывало десятки раз. Вода немного сладковатая, чистая и свежая, подготовленная для варки пива.

Мой брат опаздывает – тому явно есть причина. Становится тревожно. Если он не явится до вечера, я не буду рисковать и пойду на епитимью один; всегда есть опасность, что враг ринется искать и других братьев. А врагов у ордена Серой радуги с годами становится все больше.

В дальнем углу корчмы, у самой стены, разместилась шумная компания. Четверо мужчин. Они одинакового телосложения – крепкие, но с внушительной прослойкой жира; если приглядеться, то можно заметить – они примерно одного роста и одного возраста. Понтигалы, элитные воины пана Псаря. Говорят, один понтигал в бою заменяет троих солдат. У меня нет желания это проверять.

Темнеет: брат, ну где же ты? И будто бы в такт нарастающему волнению он входит в корчму: целехонький, без следов крови, без одышки от долгого бега. Брат садится рядом; улыбается, и шрам на его изуродованном лице растягивается и бледнеет. Добрый корчмарь тут же приносит ему поднос с ломтем свежеиспеченного хлеба и кувшинчиком воды.

– Два инока! Счастливый день, удача! – воркует корчмарь. Брат сдержанно его благодарит.

Как и велит Кодекс, я подавляю свой гнев, но у себя в мыслях тяну корчмаря за край воротника, бью его головой о столешницу, а затем одним решительным выпадом загоняю ему в шею стилет.

– Крестьяне бунтуют, брат Пустельга, – говорит брат извиняющимся тоном. – Граф-регент послал армию, чтобы разобраться. Мне пришлось выбирать иную дорогу, чтобы не попадаться на глаза. Неспокойные нынче времена.

– Неспокойные, – соглашаюсь я. – Нужно снять комнату, у нас есть еще несколько часов перед дорогой. Я бы предпочел поспать.

– Поспи, поспи, брат. Я очень проголодался с дороги, сними комнату – я позже к тебе поднимусь.

Молча киваю и иду к стойке, корчмарь встречает меня улыбкой.

– Нам с братом нужна комната до утра. Можно с одной кроватью, кто-то из нас поспит на полу.

– Есть комната для инока. Есть! Только… – корчмарь понижает голос, взгляд его становится виноватым, как у нашкодившего пса. – Вот только комнаты для панов, чтобы с женщинами… Бардзо пшепражам! Будет шумно…

– Нам все равно. Мы привыкли спать там, где Господь велит встретить сон. Сколько за комнату?

– Нет! Нет! Без пиньендзы. Инок молится за пана Корбутовича, пан Корбутович не берет гроши с божьего человека.

Вот оно что… Грешен делами, да чист намерениями? Что ж, пожалуй, можно сделать вид, что я удовлетворен благочестивыми порывами стыдливого корчмаря.

– Спасибо, пан Корбутович. На службе я упомяну ваше имя в молитве. Это красивый поступок, церковь его не забудет.

– Что вы, что вы! – Корчмарь краснеет и отворачивается. Спустя мгновение один из понтигалов требует новую кружку пива, и сконфуженный пан Корбутович с удовольствием готов выслужиться.

Я ненавижу понтигалов. В чем-то они похожи на нас: еще в раннем отрочестве их отнимают у матерей, чтобы превратить в идеальных воинов. Пан Псарь, пожалуй, стал одержим созданием безупречной породы бойцов: ребенок должен быть высок и крепок, должен хорошо набирать вес и иметь отменное здоровье. Чаще всего это дети зажиточных крестьян, которые добровольно приходят в Лудус, их родители еще и приплачивают Псарю, потому что быть понтигалом – честь. Сын понтигал – это надежда на сытую старость.

Нас же братья находят в подворотнях и сточных канавах, за краюху хлеба выкупают у городских нищенок, они уводят нас с пожарищ деревень, сожженных кочевниками; матери отдают детей «Серой радуге», боясь, что иначе оные могут умереть от голода. Но на этом наши беды не заканчиваются: братья ведут нас в свои тайные места. Там мы становимся Воробьями. Если дошел до своего «храма» и не умер от голода и жажды, гордись: скоро ты станешь Рябинником. Тебя будут уничтожать изнуряющими тренировками, заставят пить собственную мочу, ты научишься спать в луже под открытым небом, и так многие годы подряд. А после, когда тело выдубится под ветрами и дождями до деревянной твердости, когда кожа станет похожа на пергамент и мускулы превратятся в тонкие стальные канаты, ты станешь Пустельгой. И это последний шаг перед тем, как вознестись или умереть. Но из сотни Воробьев выходят лишь пять Пустельг. И в этом наша честь. Быть понтигалом просто, когда заботливый пан оберегает от всех невзгод, чтобы ты смог отработать каждый вложенный грош.

Я беру ключи со стойки и неторопливо бреду по лестнице на мансардный этаж. Что тебе фальшивые крики проституток, когда за трое суток поспал от силы час?