Самая страшная книга 2022

– Это тебе за Яцека, курва! – Тяжелый сапог с хрустом врезается в ребра и даже немного подбрасывает меня. Больно, чудовищно больно, но я умею терпеть. Еще один удар – на этот раз в лицо, я картинно перекатываюсь; распластавшись по доскам, делаю вид, что потерял сознание.

– Брат Пустельга… – слышу я упавший голос брата. – Вы пожалеете! Вы горько пожалеете!

– Один крысеныш из «Серой радуги» против троих понтигалов. Сумасшедший говнюк, сдавайся – и даже останешься цел. Пан Псарь давно хотел испробовать вашего брата в яме, а тут такая удача!

– Этот ублюдок зарезал Яцека… – тяжело отдуваясь, пробасил понтигал, тот, которого я сбросил с лестницы.

– Прощелкал клювом. И поделом. Пан Псарь, конечно, расстроится, но понтигалы иногда умирают. Двести гальдов за каждого монаха – не меньше.

Я вслушиваюсь в гул шагов и дожидаюсь, пока здоровяк с укороченным копьем-протазаном не повернется ко мне спиной. Открываю глаза и с опаской оглядываюсь по сторонам: брат Пустельга стоит на столе, держа в руках длинный сапожный нож и фальшион, отобранный у понтигала. У элитных бойцов пана Псаря побитые рожи; я даю волю чувству гордости: брат потрясающ! Краем глаза замечаю корчмаря, застывшего у стойки и с покорностью наблюдающего за происходящим. Вряд ли это сработает, но иных вариантов склонить чашу весов в нашу пользу, пожалуй, нет. Собрав всю волю в кулак, я перекатываюсь на бок, встаю на корточки и отталкиваюсь что есть силы. Прыжок получается сносным: я долетаю до стойки, изловчаюсь схватить корчмаря за ворот рубахи и помогаю его голове встретиться со столешницей. Корчмарь сползает за стойку, я хватаю длинный нож, которым резали ржаной каравай, и ныряю следом за корчмарем. Грузный мужик почти потерял сознание, мне едва хватает сил, чтобы поставить его на ноги. Корчмарь что-то шепчет жалобно, маленькие кулачки он сложил на груди, плотно прижав локти к бокам. Лезвие ножа немилосердно подпирает его кадык.

– Милые люди, – обращаюсь я к понтигалам, – прошу вас, дайте нам уйти.

Я успеваю разглядеть понтигалов: двое местных – черноусые, голубоглазые, а третий – желтокожий, узкоглазый и плосколицый: из Баев – сын степей.

– Хер там, – ответил понтигал с синей повязкой на руке. Старший. – Если бы твой братец не подорвался, когда Айгын с Яцеком пошли наверх посмотреть – почему дите орет, если бы ты не проткнул Яцека, то разговор был бы другим. Деретесь красиво, пан Псарь оценит. Но сделайте милость: сдавайтесь сами. Вы должны хозяину за Яцека, и видится мне, что два лжеинока за годик-другой смогут окупить его затраты. Поэтому, дорогой мой «монах», это и в ваших интересах.

– Милые люди, вынужден вам отказать. Также предупреждаю: если кто-то из вас будет излишне настойчив, у пана Корбутовича появится второй рот – поперек шеи.

– Да и хер с ним, режь!

Корчмарь, до сей поры бормотавший себе что-то под нос, вдруг оживляется. Он громко крякает и начинает тяжело дышать.

– Ние можна! Ние можна! Пять детей у пана, пять! Жена не тянет. Инок отпускает пана Корбутовича, пожалуйста! Пан Корбутович умоляет!

Что ж, выбор невелик. Короткий взмах – вжик! – податливая плоть разъезжается под острой сталью. Пан Корбутович хрипит и хватается за перерезанное горло, безуспешно пытаясь остановить кровь. Я пинаю тело к единственному входу за стойку (понтигалы точно не будут прыгать через нее), в мою сторону летит протазан, но копье, предназначенное для рукопашной схватки, в полете слишком медленно, увернуться не составляет труда. Я пячусь к окну, прыгаю спиной вперед и выбиваю стекло. Слава удаче!

«Брат Пустельга! – слышу я крики брошенного на произвол брата. – Брат Пустельга!»

Теперь это его проблемы. Кодекс говорит, что, если ситуация требует, – лучше бежать и выжить, чем попытаться спасти и погибнуть. Это как раз тот случай. Ни в коем случае нельзя опаздывать на епитимью!

День сегодня поганый, но я жив, в рукавной петле покоится нож, а это уже немало.

III

– Простите, пани, но мы не можем его взять. Сами поглядите, – плешивый носатый монах жестом обводит толпу чумазых ребятишек. – Еще один рот, а времена, прости нас Господь, сами знаете какие.

Мать, даже будучи истощенной до предела, выглядит крепче монаха. Кажется, она давит на него самим своим ширококостным крестьянским естеством. Тем не менее – монах умудряется смотреть на нее свысока, проигрывая в росте.

Мать сдается, она падает на колени перед этим странным человеком, она складывает руки в умоляющем жесте, хватает монаха за пояс.

– Но мой кузен говорил, что вы возьмете его! Мы же договорились… Пожалуйста, отец, умоляю… Так у него будет хоть какой-то шанс. Если он останется здесь, его ждет гибель.

– Ваш кузен, несомненно, уважаемый человек, с ним всегда было приятно поторговать, но… Доля странствующих монахов нелегка: ваш сын может умереть во время перехода через горы, его могут утащить дикие звери ночью, он может подхватить брюшную болезнь. И потом: служба Господу – сама по себе труд, очень тяжелый труд…

– Пожалуйста, хотя бы шанс, всего один шанс…