Самая страшная книга 2022

– Курва, и-ик! – Голос стражника полон грусти. Кажется, его вот-вот вырвет. – Под наши-и-и ноги больше нет дорог! Все кончено, но должен быть предлог… И-ик. Иначе просто тле-е-ешь без огня-я: с тобой нельзя и без тебя нельзя! О-о Мари-и-я!

– О Мария! – раздается писклявый тенорок откуда-то слева.

– О Мария! – баритон с правой стороны.

– Мудаки! – обиженно кричит стражник. – Я вас ненавижу! Я… Бхэ-э-эхь! – Его тошнит. Судя по звуку, он наблевал себе на поножи: каплет.

Жду, когда пьянчугу стошнит еще раз, а потом нападаю: коротким мечом приподнимаю кольчужный капюшон и бью ножом в шею. Лезвие с тихим хрустом входит между позвонков. Стражник успел лишь тихонько хрипнуть, а потом завалился на бок, рухнув лицом в собственную блевотину.

– Эд, ты слышал? Он упал, кажись, – гремит баритон.

– Сегодня его последнее дежурство, – сочувственно звенит тенорок. – От него жена ушла к городскому кузнецу – устала от сырости в подвальной каморке без окон. Михей сам просил капитана найти ему замену. Увольняется.

– Бедолага…

Я снимаю с трупа капюшон и оттряхиваю его от остатков блевотины, надеваю, затем снимаю с застежек плащ и кутаюсь в него.

Жестом указываю моему спутнику брать баритона, сам же иду налево по коридору.

– О Мария… – хриплю максимально жалким голосом. – Под наши ноги больше нет дорог…

Из темноты коридора раздается звонкий смех; у стражника есть факел – он идет в мою сторону.

– О Мария…

Он подошел ближе, теперь его можно разглядеть: тощий и долговязый детина, из-под капюшона пелерины выпросталась светлая прядь и упала на лицо. Он улыбается.

– Михей, тебе лучше отдохнуть, старик… Сегодня весело, а завтра будет паршиво. Иди-ка ты приляг. Что… Что за?.. – В нескольких шагах позади раздается привычный стук. Такой звук издает тело, которому помогли упасть: брат взял баритона.

– Ми… Михей?

Кончик моего меча уперся детине в нижнюю челюсть: дернется – и я одним движением вскрою ему глотку.

– Он мертв. Ты можешь к нему присоединиться, – говорю я тихо, на границе слышимости, – а можешь сказать нам, где сейчас хозяин, и мы тебя пощадим.

– Лжеиноки… – Стражник тяжело сглатывает, задевая кадыком острие меча. – Вы меня все равно убьете… А-А! А… – Едва зародившийся крик сворачивается в неразборчивое хрипение. Из глазницы долговязого торчит дротик с синим оперением: паралитический яд. Стражник застывает словно статуя, хрипит, слепо уставившись в сводчатый потолок. Брат Пустельга возникает рядом почти бесшумно, и мне едва хватает самообладания, чтобы сдержать дрожь от неожиданности. Брат легонечко толкает долговязого в грудь, и тот бревном падает на каменный пол.

– Пожалуйста, не режь горло – оскорбляешь, – брат покачал головой. – Он уже труп. И расспросы твои ни к чему: покои пана Пацека этажом выше. Нам придется искать другой путь, потому что лестничную площадку рядом с комнатой охраняют понтигалы. Кажется, пятеро. Не сдюжим.

– У вас с Игуменом был долгий разговор? – Я стараюсь напустить на себя равнодушие, но ярость уже кипит – еще немного, и не удержу. – Почему в курсе только ты? Почему он не поговорил с нами всеми перед епитимьей?

– Потому что я уже бывал в плену и меня пытали. – Брат тоже позволяет себе легкую ярость. – А вы – нет. Брат Пустельга остался у понтигалов в таверне. Как думаешь, он бы сдюжил? – Брат поднимает факел и подносит руку ближе к пламени. Так, чтобы я видел. У него нет ногтей, его пальцы похожи на заскорузлые веточки бузины. Пожалуй, он прав. В душе невольно ворочается давно позабытое чувство стыда.

– То-то же. Игумен не любит риск, поэтому он на десять шагов впереди каждого из нас. Кажется, ты убил нашего информатора. – Брат кивает в сторону входа на винтовую лестницу. – Что ж, а теперь нам нужно будет карабкаться по стене. Иного выхода у нас нет. Мои пальцы с благодарностью встретят эту боль, а твои?

– И мои…

Нам не привыкать: каждый из братьев однажды испытал бесчеловечное надругательство над плотью. По доброй воле.

V

Последним нашим приютом стало Поле стрел. Пару веков назад, до выхода к людям единого бога, языческие князья использовали это место для «пытки тучей»: жертв привязывали к деревьям и столбам, вкопанным в землю, а потом лучники давали по ним залп стрелами, предварительно смазанными дерьмом и трупными жидкостями. Кому везло – умирал сразу, иные могли мучиться несколько дней. Всё до сих пор здесь: столбы, стрелы, останки людей. Место это заброшено и среди суеверного люда считается проклятым, за что орден его и полюбил.

Наш дом – это мастерски укрытые подземные тоннели, Серые кельи. Здесь нет никаких удобств, мы неделями не видим солнечного света, только спим и учимся ремеслу убийц и грабителей. Иногда нам выдают скудный паек, к которому, впрочем, все уже привыкли. Каждый из Воробьев высох и отощал, но от постоянных тренировок и упражнений по грязному фехтованию мускулы становятся будто бы деревянными.