Когда Олег мимо очереди рванул к двери с нарочито-медицинской табличкой «Приемная», кто-то из терпил было возмутился, но стоило Дыбе зыркнуть через плечо, как возражения утихли. Звякнув печатками, он повернул ручку двери.
— …сознание покидает тело; ты чувствуешь, как снимаешь с себя руки и ноги точно перчатки; тело становится невесомым и пустым, как плащ-дождевик…
Вкрадчивый, приятный голос с легким литовским акцентом обволакивал, лился в уши и оседал внутри навязчиво-липким медом; Дыба даже ненадолго застыл, наблюдая престранную сцену. Над сидящим на высоком стуле мальчонкой лет семи водил руками, отгоняя невидимых мух, тощий брюнет в черном костюме. Увидев Дыбу, он застыл, поправил пиджак, подтянул горло водолазки и откашлялся, собираясь что-то сказать.
— Мужчина, за дверью ждите, не закончили еще! — опередила его какая-то пестрая тумбочка у входа. На поверку тумбочка оказалась приземистой бабищей лет сорока. — Сейчас с Ванечкой закончат, и будет ваша очередь.
— Пасть завали! Кто сидя ссыт, тот слова не имеет! — привычно включил бычку Дыба, рассчитывая шугануть, скорее, не тетку, а хозяина офиса. — Щенка в охапку и на выход!
Свиные глазки бабищи стрельнули по золотым печаткам под сбитыми костяшками, по торчащей из-под кожанки кобуре, по тупоносым туфлям; мелькнуло понимание, густо замешанное на страхе. Наседка вскочила, схватила своего цыпленка и торопливо увела, лепеча: «Пойдем, Ванечка, нас дядя потом вылечит…»
Захлопнулась дверь. Двое мужчин оценивающе смотрели друг на друга. Дыба оглядывал кабинет гипнотизера — авангардистские картинки со спиралями, дипломы, похвальные грамоты и совершенно неожиданно — портрет Сталина над столом. Сам же Сайдулас представлял собой архетипического лоха: неопределенного возраста — то ли двадцати, то ли сорока лет, тощий как жердь, с невыразительными водянистыми глазенками, совершенно не подходящими образу гипнотизера. Тем страннее было, что Чача и Келоид, проверенные, опытные пехотинцы, приехали от Вилкаса мутными и напряженными, мямлили что-то про «гиблое дело» и нежелание «дергать судьбу за яйца».
— Ну что, народный целитель, давай знакомиться! — первым заговорил Олег. — За Дыбу знаешь чего?
Новоиспеченный коммерс неопределенно мотнул головой.
— Так вот, Дыба — это я. Да ты прищемись, в ногах-то правды нет.
Положив тяжелую руку на костлявое плечо гипнотизера — в чем тут жизнь-то теплится, — Олег усадил его в высокое кресло, предназначенное для пациентов. Уставился глаза в глаза.
— Слыхал я, ты на пацанов моих жути нагнал. Признавайся, чем пугал? Мол, загипнотизируешь — сраться под себя начнут или писька стоять не будет?
— Сказал, что душу выпью, — совершенно серьезно ответил гипнотизер, и эта его фраза кирпичом запала Дыбе в сознание, стукнулась о стенки черепа. Легкое балагурство и желание договориться без рамсов тут же сошли на нет.
— Ты в городе человек новый, поэтому пока отделаешься предупреждением. А впредь за метлой следи, когда с уважаемыми людьми разговариваешь! — С каждой фразой Олег наклонялся все ниже и в итоге едва ли не уперся в бледный лоб прибалта. — Теперь я — твоя крыша. Секретутке своей скажи, чтоб все бабло за февраль в пакет сложила. Это за базар твой гнилой. За остальные месяцы — порешаем, не ссы. Я не жадный. Дошло или пояснить для тупых?
— Я вам, шакалам, ни копейки не дам, — с напыщенной аристократической гордостью отвечал Сайдулас, растягивая гласные.
Дыба не был настроен на долгие диалоги. Инстинкты сработали раньше мозга: низкий лоб с хрустом врезался гипнотизеру прямо в нос, и тот жидко лопнул раздавленной ягодой. Тощий свалился с кресла, застонал, прижимая руки к лицу. Сжав кастет в правой руке, Олег в последнюю секунду испытал гадливую жалость. Наподдал левой гипнотизеру по печени, ткнул беззлобно каблуком под ребра.
— Слушай сюда, вафля. Даю установку — теперь ходишь подо мной. За несговорчивость ставлю на счетчик. Завтра мои приедут, ты отдаешь им два куска зеленых. День просрочки — десять процентов. Не отдал до конца месяца — пеняй на себя. Ты усек?
Гипнотизер кряхтел и отхаркивался, поднимаясь на ноги, — живой. Он отряхнулся, с вызовом поглядел на Дыбу, после чего принялся декламировать, сглатывая кровь:
Закончив, Сайдулас резко провел двумя пальцами опешившему Дыбе по векам — среди детей такая подлянка называлась «мультики». Перед глазами Олега действительно заплясали серые круги. В горле запершило, будто там лопнул ком из сырой земли и плесени; Дыба закашлялся.
— Слышь, чепушила, ты оху…
— Теперь ты тоже на счетчике, — провозгласил гипнотизер.