Самая страшная книга 2022

Вскоре его ожидала пара сюрпризов. Юля, которую Женя для себя благородно переименовал в ТНП, угостила тортиком: косой хук потрафил даме. Настроение Жени улучшилось, он игнорировал сердитое молчание Бурдика и почти не думал о куклах. Вернее, думал, но так: «Положим, у меня эта педиофобия, ничего, жить можно, боязнь открытых пространств или лифтов куда хуже».

Вечером на проходной Женю подозвал Беленков.

— Ты спрашивал про пожар? — здоровой рукой сторож подал бумажку. — Тут мой адрес, заходи завтра. — И, пресекая расспросы, скрылся на КПП.

Что Беленков живет один, было понятно сразу. Холостяцкая нора, обшитая вагонкой, не чистая, не грязная, не уютная, не страшная — серединка на половинку. Книжный шкаф, старенький диван, телевизор накрыт черной тканью, как вдова в траурной вуали.

— Водку будешь? — спросил сторож. — А придется. Я в одиночестве не пью.

Он принес бутылку, хлеб и колбасу на блюдце. Орудовал левой рукой, правую прятал в кармане спортивок. Выпили, Беленков обновил рюмки.

— Тебе кошмары снятся?

Женя моргнул.

— Я с этим двадцать лет живу. — Беленков сверлил взглядом. — Я своих выкупаю.

— Своих?

— Я в дерьмо упал с головой, а тебе так — штанину обрызгало. Но запашок-то я чую. Снятся или нет? Куклы, огонь, мертвецы?

— Куклы снятся, — сипло сказал Женя.

— Это будет наш базис. Фундамент задушевной беседы. — Беленков прожевал колбасную фишку. — Я не соврал, я на «Альтаире» с десятого года. По трудовой. Раньше склад сторожил, а еще раньше работал в Театре юного зрителя. Актером, вот как. Удивлен? Сейчас изображаю пугало на проходной, а тогда — зайчиков, Дедов Морозов. И не было у меня этих амбиций: «Вишневый сад», «Три сестры». Зайчики — так зайчики.

Амбиции были у Лизы, нашей звезды. Ей все пророчили карьеру актерскую, она и сама знала, что прославится. В кино бы снималась, сложись все иначе. — Серая угрюмость Беленкова сделалась на оттенок серее, на регистр ниже. — В девяносто пятом Лизка уехала в Москву. Целое лето — ни слуху ни духу, а осенью вернулась. Не знаю, что там приключилось с ней, но что-то очень плохое. Обманули ее крепко, может изнасиловали. Она поменялась. Другой человек, другие глаза. Про колдовство рассказывала, что она — ведьма и всем отомстит, всему миру. Вот такая в ней обида жила, жрала ее. Мы, ну, коллектив театральный, думали, она так защищается, фантазиями. Ты водку не грей.

Выпили.

— Вот ты представь: жизнь твоя по швам трещит, а тебе надо на сцену выходить и детей развлекать. Лизка выходила, развлекала, но дети что-то такое чувствовали, малыши плакали на спектаклях постоянно. Я Лизке говорю: нужна нам перезагрузка, давай вон на «Альтаире» передачу свою делать. Телик все-таки — не задрипанный театр. Она: нет, нет. Потом во время спектакля у нее кровь пошла. Врачи сказали: рак. Она две недели не появлялась, и — бац — такая улыбчивая, решительная, только глаза жуткие, горящие. Говорит: идемте на «Альтаир». Мы с нее пылинки сдували, Лизонька, когда операция, что доктора говорят? А она заявляет: не будет операций. Я так вылечусь! Ну как же — так? Это же рак, страшная вещь. Она улыбается. Вылечусь-вылечусь. И села программу сочинять. «Курьи ножки». Нас было трое. Я, Лизка и Андрюша Колпаков, он был нас старше. В штате мы не числились, только над «Ножками» работали. И так мне понравилось! Свежие идеи пошли. Лизка таки снова расцвела, я думаю: чем черт не шутит, бывает же, что люди выздоравливали без медицинского вмешательства.

Женя перебил, осененный догадкой:

— Вы — Леший Леша?

— Прошу любить и жаловать.

— А Вием был этот… Колпаков?

— Колпаков был Ягой. Вий — это Лизка.

— Да ладно! — Женя мог поверить, что Ягу озвучивал мужчина, но чтоб женщина — Вия?

— Я сам обалдел. У нее этот голос изнутри грянул. Как зверь из берлоги вышел. Спрашиваю: не напугаем ли мы зрителей?

«Напугаете», — подумал Женя.

— Лизка сказала, мы делаем передачу нового типа. Она вообще с детьми не заискивала. Придумала свои голоса для кота, кикиморы, домового. Колпаков смастерил задник, сочинил музыку. Заставку заказали у аниматоров. Кукол Лизка пошила. Долго у нее Вий не получался. Нам нравится, а она его ножницами — чик! Не то! Ты вообще знаешь, кто такой Вий?

— Чудовище. — Женя читал повесть Гоголя, смотрел фильм с Куравлевым.

— Дух, несущий смерть. У древних славян был бог Вей, а у иранцев — Вайя. Это все одна лавочка. Наши предки верили, что взгляд Вия испепеляет города. У него веки опущены до земли, но черти вилами их поднимают.

Женя заерзал.

— Я спрашивал Лизку: почему Вий? Дети его не знают, дети знают Кощея, Снегурочку. А она зациклилась. Говорит: глаз Вия — коридор. Вся взмыленная, приносит куклу. Ты помнишь ее?

— В общих чертах. — Слабый лучик света выцепил из темного угла коротыша в тряпичных лохмотьях, вязаную голову, кармашек посреди лица — веко.