Первым его желанием было зарыться поглубже в постель и забыться – авось до утра таинственный голос сам собой исчезнет. Но как же это – оставить незнакомку здесь, в квартире? Да и откуда она взялась? Вздохнув, он встал, взял сотовый и включил фонарик; потом босиком пошел на звук, ступая медленно и неслышно. В тот момент он еще был уверен, что спит, и удивлялся, как все похоже на правду, даже гладкий паркет под ногами. Женщина то плакала, то что-то бормотала неразборчиво, повторяя одни и те же слова. Спросонья ему показалось, что она зовет его по имени: «Коля! Коленька!» «Да кто это может быть?» – лениво спрашивал себя Столяров, и вдруг его словно ударило наотмашь. Он похолодел и окончательно проснулся, с беспощадной ясностью осознав, что давно уже не спит. Ему в голову сразу же пришла простая мысль, что никакой женщины здесь быть не могло. Никому не удалось бы проникнуть в квартиру, запертую изнутри на современный, изощренный засов; никто не стал бы сидеть в темноте на кухне, громко стеная и плача. Он мог представить себе только одного человека, способного на это, – но тот человек был давно мертв и похоронен, а в ящике кухонного шкафчика у Столярова лежала его фотография с заколотыми булавками веками.
Столяров хотел было затормозить и ретироваться в спальню, забаррикадироваться там и читать молитвы всю оставшуюся ночь, – но он уже сделал последний шаг к повороту. Слишком поздно! Теперь он видел всю кухню, освещенную зыбким светом луны и фонарей. И она была там!
Люсинда Григорьевна белой непрозрачной тенью парила в воздухе напротив окна. Ниже пояса ее изможденное тело окутывала пышная и длинная юбка, из-за чего казалось, будто она сидит на летающем троне, как царица ночи и смерти. Но сама она уже не казалась мертвой: она двигалась, она говорила! Обхватив голову руками, она раскачивалась вправо – влево и постанывала.
– Где ты? Где? Коленька?
Внезапно она то ли услышала, то ли почуяла Столярова. Но не увидела, потому что замолчала и уставилась в коридор, вытягивая шею.
– Кто здесь? – медленно спросила она.
Теперь ее голос звучал гулко и разлетался по квартире низким гудящим эхом.
– Коленька? – казалось, она попыталась сказать это ласково. – Мальчик мой, это ты? Где же ты, мой внучочек? Иди ко мне, отзовись!
Столяров вжался в стену.
– Коленька, дитя. Не надо дразнить бабушку. Выходи, поганец! – Она скрипнула зубами. – Ну не выходи, играй, мой мальчик, только отзовись. Отзовись, Коля!
Столяров почувствовал, как страх ослушаться бабушку поднимается откуда-то из глубины его сердца, из самых ранних и старательно спрятанных воспоминаний. Он вдруг ясно представил живую Люсинду, которая наклоняется к нему, бодает лбом и шутливо говорит: «А не будешь слушаться – бабушка тебя СЪЕСТ!» И открывает рот, полный длинных багровых языков и зубов, загнутых как ребра у рыбьего скелета.
Все внутри него задрожало, на глаза навернулись слезы, и он чуть было не ответил писклявым детским голоском: «Я здесь, здесь, бабушка!»
– Коля!
Люсинда приподнялась еще выше над полом. На фоне окна было видно, что она медленно оглядывается, пытаясь увидеть Столярова. «Отче наш, иже еси на небеси», – зашептал он, не помня, правильно ли говорит и что там дальше. Хотелось перекреститься, но руки не слушались – да и не знал он толком как.
Люсинда горестно вздохнула, прошептав:
– Ну, погоди же! – И поплыла в коридор, прямо на Столярова.
Лунный свет отразился от двери зеркального шкафа и упал ей на лицо. Столяров увидел все те же белые застывшие глаза, обведенные черными кругами. Но теперь губы Люсинды двигались: похоже, она тоже читала какую-то молитву, только свою, дьявольскую, богохульную. Вытягивая руки в стороны, она легко касалась стен коридора. «Ищет меня на ощупь», – догадался Столяров, его ноги подкосились, и он невольно присел, опираясь спиной о стену. И вовремя – Люсинда как раз подлетела к тому месту, где он стоял, и провела рукой прямо у него над головой. Волосы на голове Столярова зашевелились то ли от движения воздуха, то ли от ужаса. Люсинда словно что-то почувствовала: она замерла и опять протянула к нему руку. «Отче наш!» – беззвучно взмолился Столяров.
– Коленька, – сипло сказала Люсинда. – Где ты? Ты здесь?
Столяров молчал, затаив дыхание. Черные точки зрачков, казалось, пронзали его насквозь, цепляли крючками и выворачивали изнутри, вытягивая слова «да, бабушка». Но он молчал, стиснув зубы. Он не ответит! Старуха не найдет его, он сможет пережить эту ночь!
Люсинда тщетно щупала воздух, потом повернулась и поплыла дальше, вглубь квартиры.
– Коленька! – тоскливо звала она. – Внучок!
Ее светлый силуэт скрылся в темной гостиной, и Столяров судорожно втянул воздух, почувствовав боль в легких. Долго ли он сможет вот так прятаться от нее? Сейчас она не найдет его ни в гостиной, ни в спальне и вернется сюда? Где ему затаиться? В шкафу? Невольно он взглянул в зеркальную створку – оттуда на него смотрела Люсинда.