Самая страшная книга 2023

Окаменев от страха, Столяров судорожно соображал, почему мог погаснуть свет. Разумное объяснение было одно – вылетели пробки, – но в голову лезли безумные, нерациональные мысли. Проверить все это можно было только одним способом – пойти к счетчику и перезапустить его, но даже под страхом смерти Столяров сейчас не вылез бы из кровати. Как когда-то в детстве, она казалась ему островком спасения посреди тьмы. Внезапно он снова ощутил детский ужас, преследовавший его ночами, вспомнил, как спрыгивал с кровати и мчался к маме, теребил ее, сонную и заплаканную, рассказывая о прабабке. Прабабке? Так старуха на постмортеме как раз приходится ему прабабкой, если верить Рите из Устиновки. Столяров попытался ухватиться за это воспоминание, но нет, оно растаяло, как тонкая струйка дыма, оставив его наедине с сомнениями. Лежа в темноте, он всматривался в проем открытой двери, вслушивался в тишину. Но в квартире ничего не происходило: ни шагов, ни шорохов, ни светлого пятна, которое померещилось ему вечером, – он ничего не видел.

Постепенно Столяров успокоился и расслабился. Все-таки он не ребенок, чтобы бояться темноты, – надо было встать и проверить электричество, в айфоне есть фонарик. Он протянул руку к тумбочке – сотового не было. «Положил на Наташкину подушку», – догадался он и повернулся.

Рядом с ним на кровати сидела женщина с фотографии. Кто-то заботливо обложил ее подушками – теми самыми, в бантах и рюшах, – чтобы она не падала. Неподвижное напудренное лицо было немного повернуто к Столярову, белые глаза раскрыты. Черные точки зрачков не двигались. «Булавки!» – на грани сознания вспомнил Столяров. И запах, отвратительный запах гнили, тошнотворный, вызывающий спазмы в горле, – как он мог его не чувствовать? Как давно она сидит рядом с ним? Столяров не мог оторвать взгляд от зрачков. «Она неподвижна, пока я смотрю, – вдруг подумал он. – Если отведу взгляд, сразу бросится, вопьется в шею… Когда должны петь эти чертовы первые петухи?» Столяров не представлял, который был час; не знал он, и во сколько нечисть разбегается от крика петуха. Может быть, часа в три утра? А если скатиться на пол и побежать к входной двери, старуха успеет его схватить?

Прабабка вздрогнула и медленно повернула голову. Ее тело словно просыпалось, пробуя простейшие движения. Наконец она замерла. Теперь мертвые глаза смотрели прямо на Столярова. Он задрожал, не в силах взять себя в руки. Лежавшая рядом с ним рука Люсинды Григорьевны шевельнулась и поползла по одеялу. Казалось, старуха пыталась ее поднять, но сил хватало только на то, чтобы тянуться к Столярову. Крючковатые пальцы шуршали, скребли по ткани. Вдруг рот Люсинды распахнулся, как будто нижняя челюсть просто опустилась под собственной тяжестью, и на Столярова пахнуло удушающими миазмами помойки. Он и не подозревал, что в мире существует такая вонь! А во рту покойницы что-то шевелилось. Оно ворочалось, перекатывалось в темном отверстии, но это был не язык, более мелкое и светлое… существо? Это движение жутко контрастировало с застывшим стеклянным взглядом. Столяров не мог отвести глаз ото рта Люсинды, зачарованный вопросом: что же там такое? И он получил ответ: на нижнюю губу старухи вдруг выполз жирный червь, не меньше указательного пальца, белесый, рыхлый, с темным пятнышком на голове. Червь замер, и Столярову показалось, что тот смотрит на него с вожделением, что червь уже пресытился старухой и ее давно сгнившей плотью и думает, как перебраться и полакомиться Столяровым. Больше он не мог сдерживаться: волна тошноты поднялась из желудка, опалив кислотой пищевод, и его непременно вырвало бы, но тут Люсинда все-таки подняла руку и схватила его за плечо. Он почувствовал силу ее пальцев, высохшие ногти впились прямо в кожу сквозь ткань пижамы. Матюгнувшись, он на секунду отвел глаза и посмотрел на эту костлявую лапку; а когда опять перевел взгляд на лицо Люсинды, оно оказалось рядом, совсем близко от его лица, как будто за этот миг она успела наклониться к нему. Теперь и рот с червем был всего в паре сантиметров от его рта; и белые распахнутые глаза – в паре сантиметров от его глаз. И он ясно увидел, что из поднятых век торчат поржавевшие острия булавок! Столяров закричал высоко и пронзительно, чувствуя, как что-то непривычно булькает в горле, – и отключился.

Он проснулся и лежал некоторое время, чувствуя тепло солнечных лучей, угадывая дневной свет за опущенными веками. Странное ощущение беды и невосполнимой утраты наполняло его, но причины Столяров пока не понимал. Постепенно воспоминания вернулись, и он одновременно испугался и возмутился. Возмущение быстро взяло верх; «Что за дьявольский кошмар? – подумал он, открывая глаза. – Гурин, идиот, напугал своими историями. Надо же было такому присниться!»