На пол полетели скорлупки. Что-то полезло изнутри, торопясь в комнату и издавая воркование. Но Иван ничего не успел сделать. Он оцепенел, продолжая смотреть на то, что не могло, просто не могло происходить в их квартире.
Потому что из яйца выбиралась невероятная тварь, росшая с каждой секундой. Вот трепыхнулся мокрый гребень, словно покрытый зеленой плесенью, вот хлестнул воздух змеиный хвост со скорпионьим жалом на конце. Из клюва, украшенного частоколом мелких зубов, показался раздвоенный язык, что попробовал на вкус воздух. Когтистые лапы со шпорами, роняя густую слизь, царапнули ковер, а тулово, покрытое жабьими бородавками, расплющило последние скорлупки в угольную пыль.
А потом тварь подняла голову. Увидела Ваську.
И двинулась на нее.
Иван не успел защитить дочь. Когда он рванул к ней наперерез монстру, его глаза – две плошки червонного золота – обратились к нему и…
Кости превратились в арматуру, а плоть – в бетон. Иван окаменел, не в силах ни шагнуть, ни пискнуть. Лампочка лопнула, и комната погрузилась в полумрак, в котором двигалась лишь тварь – тварь, что развернулась на полпути и стала приближаться к Ивану.
Раздвоенный язык так и метался в чудовищном клюве-секаторе.
«Жри меня! Меня! Не трогай ее!» – мелькнуло в мыслях дикое и отчаянное.
Ладони коснулось острое. Чуть развернулись кожистые крылья, как у летучей мыши.
Тварь ткнулась в ранку клювом. Лизнула кровь, отодвинулась, подняла на Ивана золотые глаза…
Он не знал, чем бы кончилось дело, если бы не Васька.
– Апа?
Монстр застыл и развернулся, издавая горловые звуки.
Иван увидел, как Васька заморгала, точно просыпаясь. Затем увидела обоих.
Но вместо того, чтобы заорать, радостно пискнула:
– Апа! Иичко ожило!..
Мгновение – и она рядом: трогает монстра ручонками, не обращая внимания на его облик, а этот монстр…
Иван бы упал, если бы не оцепенение. Потому что тварь, по всему своему виду созданная терзать и убивать, вела себя с Васькой, словно котенок. Разве что не мурлыкала.
– Апа, поладь его, поладь!
Чудовище повернуло голову, блеснуло глазами – и Ивана отпустило. Тело бросило в дрожь; Иван упал и почти сразу вскочил, борясь с дурнотой.
«Пошел прочь!» – хотел заорать он, но лишь засипел. Однако тварь посыл поняла: выскользнула из Васькиных объятий, вспорхнула на подоконник и вновь опасно сверкнула глазами.
– Апа, не злись! – метнулась между ними Васька.
Чудовище моргнуло. И, точно передумав, отвело взгляд от Ивана – а после замерло, заметив за стеклом луну. Когтистая лапа царапнула окно, из клюва донеслось шипение.
«Открыть, выпихнуть на улицу!»
Иван не понял, как оказался у окна. Стоило ему приоткрыть его, впуская свежий воздух, как тварь метнулась к щелочке. Секунда – и туша размером с молодого ротвейлера сорвалась с подоконника в ночь. Распахнулись крылья, мелькнул гребень, и тварь исчезла, оставив в комнате зеленоватый слизистый след.
Накрепко закрыв окно, Иван медленно осел на пол.
Он еще пытался переварить все это, когда Васька горько заплакала.
– Папа, зачем? Зачем открыл?
«Папа».
Это слово отозвалось не радостью – льдинкой в желудке.
Ведь Васька впервые выговорила его.
Иван проснулся с гудящей головой. Но, стоило ему с трудом сесть, как недавние события вспыхнули в памяти.
Он сидел на ковре, в комнате дочери.
Но дочери тут не было.
Внутри заорала паника, но в следующий миг с кухни донеслись знакомые звуки.
– Васька!
Ворвавшись на кухню, Иван подлетел к дочке, что одной рукой держала баночку йогурта, а другой – рисовала на салфетке. Подхватил и стиснул в объятьях.
– Вася, Васятка…
Однако дочь не была настроена нежничать.
– Плохой папа! Пустить!
Кулачок ударил в плечо, а перышки-брови сошлись в одну линию. Кажется, собиралась буря.
Моргнув, Иван опустил дочь на пол и некоторое время растерянно смотрел, что она делает: как чинно села, отхлебнула йогурта, опять начала рисовать… Палка, палка…
Нет, не огуречик.
Потому что Вася рисовала тварь. Свое «иичко», остатки чьей скорлупы и слизи прошлой ночью он столь яростно уничтожал тряпкой. Тер ковер так, что едва до дыр не протер. А потом, в сотый раз проверив окно, уложил чисто вымытую Ваську и лег рядом с ее кроватью, как сторожевой пес.
«Это не кошмар. Это было по-настоящему».
Захотелось щипнуть себя и проснуться.
Иван провел рукой по лицу и услышал, что вернулась Алиса, успевшая сгонять в магаз.
– Встал? – усмехнулась она, плюхнув на стол пакет. – А я-то думаю, куда муженек делся? Может, у любовницы?
Алиса хохотнула и бросила презрительный взгляд на дочку:
– А он, оказывается, с этой малахольной спит!
Иван вздохнул. Сон жены всегда был крепким, поэтому она не знала, что творилось ночью. Но сказать ей…
Взгляд опять мазнул по рисунку, и язык онемел.
– Алис, – выдавил Иван спустя вечность. – Ваське… кошмар приснился. Я крик услышал. Вот и пришлось там ночевать.
Алиса фыркнула и стала раскладывать покупки. Помедлив, Иван ушел к телевизору. Он с трепетом ждал новостей, представляя панические фразы в бегущих строках, белые лица спецкоров и ролики с тварью в небе. Но так и не дождался.
Похоже, монстр умел прятаться. Или вовсе улетел в другой регион.