На другой день проснулся рано, вышел из избы и давай всего сторожиться. «Хоть бы, – думаю, – не пришла сегодня Брыдлиха, тогда бы и подозревать ее не надо».
Ан, однако ж, она притащилась к вечеру.
– Чего ты снаружи сидишь? Разве не велела тебе не высовываться? – спрашивает Брыдлиха, а сама руку в кармане передника держит.
«Эге! – смекаю. – Видать, у нее там нож!» И отхожу потихоньку.
– Я только воздухом немного подышать вышел, – говорю.
– А в избе разве тебе не воздух? Поди-ка сюда – за ухо оттаскаю!
И тут слышу: шлеп да шлеп по воде. Кажется, матушка знак подает.
Говорю:
– Оттаскай, если надо, только пойдем, сначала я тебе кое-что покажу.
А сам пячусь к ручью.
Брыдлиха за мной потихоньку ковыляет и рассказывает:
– С попом-то я договорилась. Это он на Петров пост сурово к тебе отнесся, а как разговелся – отошел. Вернемся теперь и будем жить, как жили.
А я ей все ж не верю, потому что рука-то у нее спрятана.
– Вот здесь, – говорю, – посмотри кое-что, а потом уж и пойдем.
Брыдлиха шла-шла за мной и к самому ручью приблизилась. Тут неведомо откуда возникла матушка да обернула старухину шею свиной шкурой. Душит Брыдлиху матушка и спрашивает:
– Как тебе теперь, сладко ли?
Бабка хрипит, руками машет. Я смотрю – а ножа-то у нее вроде и нет. Хотя ведьма, она и без ножа зарежет.
Матушка Брыдлиху додавила и ко мне обращается:
– Вот, сыночек, отомстила я за себя. Теперь подойди ко мне для материнского благословения.
Я-то, дурак, и пошел. Разве ж не знал, что мертвые благословлять не могут? А мамка ухватила меня за руку и потащила к ручью.
– Теперь, – говорит, – свиненок, тебя утоплю, потому как по твоей милости с любимым мужем разлучилась!
Я рвался, да мертвые-то крепко держат. Заволокла меня мамка в ручей. Тут я про крест вспомнил, извернулся кое-как и на мамку его надел. Она сразу сникла и упала плашмя.
Вышел из ручья, отфырчался. Гляжу: мамка и бабка Брыдлиха мертвые лежат, а вокруг лес. Что мне делать?
Вернулся в избушку, где свиная голова лежала. Прошу:
– Научи, батюшка, куда теперь податься.
А голова говорит:
– Вот уж не знаю. У вас, у людей, все сложно. Однако ж, могу научить тебя искать подземный гриб белый трюфель. Если, конечно, водки мне еще плеснешь.
Я последнюю водку черепу в зубы вылил. За это папкина голова и рассказала, что надо ее закопать под боярышником, а через месяц, когда она корешки пустит, прийти на то же место и понюхать, чем пахнет. Вот по этому запаху как раз можно находить белый трюфель.
– Теперь я и хожу, грибы ищу, – закончил Ефимка и широко зевнул.
После короткого раздумья доктор сказал:
– Забирай свои два штофа. А в последнюю рюмку, если хочешь, я тебе добавлю специальное средство для эффекта.
Ефимка пожал плечами:
– Что ж, я и со средством выпью.
Грибин наполнил рюмку, достал из саквояжа склянку с настойкой опиума, отмерил двадцать капель, подумал и добавил еще десять.
Ефимка запрокинул все это в пасть одним махом, заморгал глазами, замотал головой.
– Хорошая у тебя водка, барин. Меня аж развезло чегой-то.
– Ты и правда набрался. Ступай-ка спать, пока стоишь на ногах.
Ефимка поднялся, пошатываясь, начал лить остатки из бутыля в рюмку, но промахнулся. Увидав расплескавшуюся водку, он взвизгнул, выругался, а потом слизал ее со стола. Грибин смотрел на это с отвращением.
Уродец разместил штофы под мышками и враскачку пошел прочь. Доктор тоже поспешил покинуть провонявший трюфелями кабинет.
В общем зале не было ни хозяина, ни священника, только половой дремал в углу. Доктор разбудил его и велел позвать своих лакея и кучера. Когда те явились, Грибин шепнул лакею несколько слов и приказал кучеру закладывать лошадей. Доктор чувствовал, как бунтует печень, и не удивлялся этому. После зловонных трюфелей могло быть и хуже. Пилюли он пить не стал. Надо было поскорее испробовать новое средство, чтобы решить, стоит ли оно внимания. Ведь лучший эксперимент всегда производится на себе.
Половой подошел со счетом. Грибин заплатил, не проверяя, и направился к выходу.
Карета остановилась на темной дороге. Грибин выбрался наружу и некоторое время глядел в черноту неба. В нем родилось странное чувство. Еще недавно доктора воротило от мерзких трюфелей, а теперь, кажется, он с удовольствием съел бы и те яйца пашот, что остались на столе в кабинете.
На дороге показался широкий раскачивающийся силуэт. Когда он приблизился, стало видно, что это лакей тащит Ефимку. Чушок, хоть и был без чувств, водку не потерял.
Уродца погрузили в экипаж, лакей сел рядом, а доктор – напротив. Грибин решил сейчас же испытать новое средство. Если от него не будет толку, то стоит ли везти с собой этого сказочника?
Доктор достал ланцет и задумался: «Венозная или артериальная?» – но потом решил, что это следует проверять эмпирическим путем. Он извлек из саквояжа мензурку, сделал надрез на запястье уродца, собрал выступившую кровь в посудину. Вышло около половины грана. Начинать нужно с маленьких доз.