Самая страшная книга 2024

Я больше не могу спать по ночам. Пью кофе или энергетики, которые, правда, совсем перестали бодрить. Брожу по квартире или читаю электронную книгу с мягкой подсветкой, однако удерживаю себя от того, чтобы полностью погрузиться в сюжет. Отвлекаться нельзя. Отвлекаться попросту опасно. Поэтому чаще всего я сижу в кресле, поглядывая в смартфон, на экран которого выведены изображения с видеокамер. Сумрак квартиры давит на глаза. Порой хочется махнуть на все рукой, растянуться на кровати и погрузиться в сладкий сон, забыв обо всем. Но я не могу. Цена ошибки слишком высока. И вновь приходится глотать кофе, слушая ночь и тихое дыхание близких.

Кресло в спальне поставлено так, что с него открывается вид на дверной проем и бо́льшую часть комнаты. Слева стоит просторная кровать. Алиса спит на ней в чудно́й позе: одна рука покоится на животе, вторая – заведена за спину, а ноги теряются в ворохе одеяла. Похоже, ей так вполне удобно. В отличие от меня, ночью Алиса использует любую свободную минуту для сна, хотя таких минут у нее остается немного – каждые два часа нужно кормить сына. Он неистово орет до тех пор, пока не получит грудь. Крики режут по ушам, зато дают понять, что с малышом не произошло ничего страшного, если не считать голода. Я поражаюсь тому, как сильно переживаю за ребенка, хотя до конца так и не привык к его появлению. Даже имя – Федя – кажется неподходящим, непривычным для произношения. Принадлежащим какому-то другому человеку, но точно не этому малышу. А ведь после родов прошло уже две недели.

Две недели бессонных ночей. Я бы не выдержал, если бы не Алиса. Она дает мне отсыпаться по утрам или в обед, хотя сном это назвать трудно. Так, короткая и нервозная дрема. Мы договорились, что Алиса закричит изо всех сил, если заметит нечто странное или опасное.

Сколько таких ночей впереди? Трудно сказать. Я оценил «период повышенного риска» примерно в десять месяцев. Тогда Федя окрепнет, начнет ходить, а коляску можно будет сменить на легкую, прогулочную.

– Чертова коляска… – тихо бормочу я в темноте.

Дело, конечно, не в ней. И все же одна из моих камер смотрит прямо на коляску. Я впиваюсь взглядом в экран, но вижу только пустой подъезд сквозь редкие полоски помех. Ничего необычного, как и в предыдущие ночи. Только сердце все равно стучит слишком быстро. Возможно, оттого, что сегодняшняя ночь особенная. В конце концов, прошло ровно десять лет. Глупо придавать какое-то особое значение круглым датам, но мне не удается отделаться от царапающей душу мысли: «Это случится сегодня».

Я встаю с кресла и, стараясь не шуметь, открываю дверцу шкафа. Беру охотничье ружье. Оно заряжено – я уверен в этом, но все равно проверяю. Картечь на волка, два патрона. В ночной тишине отчетливо раздаются щелчки взводимых курков. Алиса, не просыпаясь, поворачивается к колыбельке и протягивает к ней руку.

Я крепко сжимаю ружье и возвращаюсь в кресло.

Июнь 2013

Полуденную знойную тишину парка прервал громкий хлопок. Испуганная стая голубей взметнулась в воздух. Редкие прохожие завертели головами. Сашка повернулся к нам, горделиво скрестив руки на груди. На загорелом, вечно казавшемся мне грязным лице застыла довольная ухмылка. Как будто Сашка не петарду взорвал, а спас утопающего.

– Ну? Четко жахнуло ведь?

Я неопределенно пожал плечами: жахнуло и жахнуло. Зимой мы набивали бутылку петардами до упора, поджигали и кидали куда подальше. Грохот стоял такой, словно начиналась третья мировая война. А тут – всего лишь хлопок, пусть даже летом. Впрочем, моя реакция Сашке была не так уж интересна. Он не отводил глаз от Майи.

– Дурилка, ты где петарды достал? – поинтересовалась она. – Я думала, их только к зиме привозят.

Ее голос звучал с нотками упрека, однако в глазах сверкнул интерес. Я с удивлением отметил, как во мне зреет ревность. Неужели Майе нравится такая вот дичь?

– Да он на Центральном рынке их купил, ясен пень, – с напускным равнодушием произнес я. – Там вообще можно достать все, что хочешь.

– На рынке или нет, но места надо знать. – Сашка не обратил на меня внимания. – Майка, я тебя могу туда отвезти, если захочешь.

– Майка твоя в корзине для грязного белья валяется! Просила ведь так меня не называть!

– Да что ты агришься на пустом месте? Бери пример с Кастелло. Он ваще не возмущается.

– Возмущаюсь, – откликнулся я, – но толку никакого.

Прозвище прилипло ко мне прошлым летом. Я пытался продемонстрировать максимальный разгон на новеньком велосипеде, но врезался в дверь «мерседеса». Сломал машине стекло, а себе – руку. Сашка не переставал угорать над тем, что я пошел на таран немецкой тачки. Вот так банальное «Костян» превратилось в «Кастелло».

– А давай ему тоже кличку придумаем, – хитро сощурилась Майя. – Корнишон там какой-нибудь. Или Саня-Висяк.

– Висяк-то почему? – обиделся Сашка.

– А помнишь, как ты на физре на турнике болтался? Палыч тебе еще двойку влепил.

– Да блин, я просто не выспался в тот день. Ну ладно. Забыли про Майку и про Висяка. Лучше позырь, какие у меня еще есть снаряды.