Самая страшная книга 2024

Крякнул, махнул рукой, потянулся к миске за картофелиной. Шагин откусил сырого, тяжелого хлеба, запил кислющим квасом. Папки в мозгу шуршали, бумаги с машинописным шрифтом раскладывались по местам: «Ганна», «Козликин», «Затолокин», «Ковтун». Что-то потом сгорит, что-то в дело – но достать и перечитать придется каждую.

– Коня подседлаешь, Семен Иваныч? Если пойдет под моей рукой, то проедусь, гляну всякое разное.

– Тоже будешь «вундерваффе» искать? – глянул Ковтун с иронией. – Лейтенант ваш разок оговорился, а я расспрашивать не стал, к чему оно мне? И тебе не хотел говорить, а то ведь тоже… Фрицев на Дунькиной твани нет, зато уж Гришка с бандой никуда из леса не делся. И эта… с песнями своими. Ехал бы ты отсюда.

– Песен я не боюсь, а с бандитами постараюсь не встретиться. Волков бояться… сам знаешь.

Посидели, помолчали. Рассвет за окном разгорелся алым, у икон теплилась лампадка, на стене отбивали время ходики с гирьками. Пахло горячим маслом и старостью. Пора было действовать!

Конь Гнедыш оказался и впрямь тускло-рыжим, будто хной его выкрасили.

– Ты вот что, капитан, – сказал хозяин, когда Василий уже забрался в седло. – Байку свою, насчет сослуживца проведать, кому другому расскажешь, а тут не дураки. Много глаз и ушей, за каждым деревом, в каждом окошке. Оглядывайся!

* * *

Ехать на Гнедыше было приятно, даром что Шагин коней не видел с самого детства. Трость свою сунул за поясной ремень, свисала теперь, точно шашка, ну да в нелепых стреляют реже. Пускай свисает. Проехал деревню насквозь, осмотрел из седла пепелища с торчащими печными трубами. Одно из них принадлежало тем самым Козликиным. Некуда Гришке вернуться, а затравленный волк, он самый лютый. В схроне теперь укрывается или по чужим домам? Все равно ведь вылезет – не для того сюда Шагин приехал, чтобы осталось тихо и потаенно. Растребушим это гнездо!

А начать придется с Дунькиной твани. Хоть и мистикой отдает. При чем тут «вундерваффе», то бишь «чудо-оружие», и зачем его искать в болоте? По прямой здесь, со слов Ковтуна, километра три, на месте посмотрим.

Песню услышал за околицей, перед самым лесом. Что-то тягучее, печальное, по-белорусски, кажется, – за полгода в этих краях Василий наслушался разного, но местные говоры еще путал меж собой.

Купалинка-купалинка, це-емная ночка,
Це-емная ночка, а дзе ж твоя дочка?
Моя дочка у садочку ружу, ружу по-олиць,
Ружу, ружу по-олиць, белы ручки ко-олиць…

Перевел Гнедыша на бодрую рысь, уже вскоре различил впереди далекую светлую фигурку. В стороне от тропы, в разнотравье, изрядно тронутом осенью. Волосы распущены, лица не разглядеть.

– Малахольная, говоришь? – усмехнулся Шагин и свернул с тропы. – Песенки я люблю, заодно познакомимся.

Гнедыш оступился вдруг, но крестьянский навык выручил: спрыгнул Василий с кошачьей ловкостью. Позволил коню вытянуть ногу из ямы – чьей-то старой норы, похоже. Кость цела, а вот девушка скрылась. И песню уже не слышно.

– Может, ты и не Ганна, а мало ли кто, – сказал себе в утешение, снова забрался в седло. Скоро солнце начнет припекать, хоть и осень.

* * *

Болото почуял издали. Лес тут сделался реже, на смену соснам и елям пришли осины, белесые, тощие. Остатки зелени вперемежку с красным и желтым, проблеск воды в траве.

– Вот ты какая, Дунькина твань? Ну-ну.

Поводья закинул на сук ближайшего дерева, дальше пошел пешком, бесшумно и мягко. Как учили. Землю перед собой прощупывал все той же палочкой, доверился больше ушам и носу. Заметил, впрочем, пару старых окурков среди багульника, частые следы сапог и босых ступней. Нахоженное место. Табаком не тянет, сторонних шумов не слышно, птахи щебечут, не прячутся.

На кочке, среди травы, лежит фуражка.

Шагин даже глазам не поверил – минуту назад ничего еще не было. Моргнул, отвернулся, снова глянул. Лежит! Не полевая-защитная, как у него самого, а энкавэдэшная, с васильковым верхом. Козырек потертый, тулья в одном месте запачкана темным, а дальше торчит из травы полевой офицерский планшет. Пара метров до них, палкой достанешь!

Шагин попробовал. Ухватился за чахлый осиновый стволик, потянулся над блеском воды и зеленью – чуть-чуть не хватает! Осина вдруг вылетела с корнем, шатнуло, провалился. Хотел опереться на твердое, но ушел по пояс. Замер, переводя дыхание. Стук крови в висках, дурацкая мысль: если глубже, то кобура нырнет, пистолет потом придется чистить от грязи. Спокойно, спокойно, споко-ойно! Трясина резких движений не любит. Положить крест-накрест осиновый ствол и тросточку, опереться, попробовать лечь на живот…

– Вам нужна помощь, если не ошибаюсь? – Мужской голос сквозь шум в ушах показался иллюзией, но его обладатель выглядел очень даже живо. Стоял себе у самой кромки, разглядывал Василия с доброжелательным любопытством. Откуда он взялся вообще? – Военные люди часто брезгуют помощью, опасаются выглядеть слабыми, поэтому пришлось спросить. Держите-ка вот.