Самая страшная книга 2024

– Бывай, военный, размысли еще. Два раза не упреждаем.

Калитку отсюда видно, но гости в нее не пошли – исчезли ночными тенями через ограду. Шагин выждал пару минут, потянул опять из кармана «Казбек». Теперь уж можно. Почиркал спичкой о коробок, затянулся глубоко, чтобы сразу мозги прочистились.

Дерзкие парни, чего уж там! Врасплох застали, будто зеленого новобранца! Стыд-позорище! Или не поняли, что советская власть сюда насовсем вернулась, или терять им вовсе нечего. И давать укорот этим наглым чертям должен именно он. Дело чести теперь, довесок к заданию. Найти их чертячье логово, самому завалиться в гости, а там уж…

Земля под ногами вдруг дернулась, словно от взрыва, Василий даже присел. Уперся ладонью в жухлую траву, ощутил сквозь нее далекий беззвучный гул. Землетрясение, что ли? В здешних болотистых местах? Чудны дела твои, господи! Опять безыдейно, но что тут скажешь еще?!

* * *

Уснул как убитый, сам от себя такого не ожидал. Снились болотная жижа, мельтешение змеиных тел, лейтенант Хорошилов, обугленный в головешку, с оскаленными зубами. Пробуждение вышло резким – от конского ржания. Не Гнедыш, другой кто-то. Снова скрипнула калитка, зашуршали шаги. Парень в синей милицейской форме с погонами старшины прошел до крыльца, взглянул на дверь, подпертую метлой, – Ковтуна дома нет. Оглянулся сторожко и двинулся к сараю. Постучал, а сам, молодец, встал от дверного проема в стороне. Дощатую стенку пуля прошьет как бумагу, но привычка верная.

– Есть кто живой?!

– Чичас! – отозвался Шагин простецки, взъерошил волосы, а пистолет из кобуры переложил в карман. Отвалил, наконец, подпорку, прищурился на гостя. – Ого, вот и власть наведалась! Я тут это… приснул-придремал.

– Документы предъявите! – велел старшина сурово и зашел наконец в сарай. Высокий, чернявый, плечистый, но молодой совсем. Потому и усики отрастил, и голос занижает, солидности себе придает. – Кто таков, на каком основании пребываете в тылу?!

– Так это ж… ранен, болею, заехал вот… – Бормотание Василия сделалось неразборчивым, движения – суетливыми, милиционер скривился, шагнул чуть ближе. Охнул, когда железные руки вдруг развернули и сжали захватом горло, а в голову уперся ствол ТТ.

– Колись, краснопузый, чего тут нюхаешь? – спросил Шагин тихо, недобро, с блатной гнусавинкой. – До трех считаю, потом мочить тебя буду! Ну!

– Пшувлхрвл! – прохрипел старшина стиснутым горлом, пришлось чуть ослабить. – Х-хрен тебе, стр-х-рляй… все знают, куда я пх-хехал… давай!

– Ух ты, какие мы, – хмыкнул Василий и пистолет убрал, а потом и горло выпустил. Старшина упал на карачки, зашарил ладонью по кобуре, взгляд из бешеного сделался бешено-тоскливым, но испуга в нем не было.

– Успоко-ойся, свои. Смотри сюда и держи вот это, больше не теряй.

Милиционер шумно выдохнул, закашлялся. Взглянул еще раз на свой наган, протянутый рукояткой вперед, и на штуку повесомее нагана – алую корочку с тиснеными черными буквами «СМЕРШ».

– В руки не дам, читай отсюда. Вопросы есть?

– Т-ты… вы чего же так?! Я ж представитель власти!

– Проверил тебя, старшина. Время нынче такое, но ты молодец, не сдрейфил. Как зовут?

– Иван… ну, то есть старшина Дыбайло, уполномоченный.

– Не надо, Ваня, козырять, мы не в штабе. Меня можешь звать Василием. Стреляешь хорошо?

– Из винтовки на «Ворошиловского» сдавал, а из нагана… управлюсь как-нибудь!

– Вот и ладненько. Ты из райцентра приехал? Сегодня в деревне заночуй, такая просьба моя к тебе. Думаю, пригодишься.

* * *

До вечера Василий успел не много, хоть и очень старался. Сгонял на «виллисе» в райцентр, навестил милицию, прозвонил оттуда в Брянский отдел НКГБ. Узнал, что довоенные архивы частично пропали, частично еще не доставлены из эвакуации. Сведений по конкретным лицам не найти. Ни по кому из тех, кто разместился в картонных папках шагинской памяти.

Сапожника Беккерова нашел, где тому и полагалось быть. В сапожной будке. На немца тот походил мало, как и на исследователя фольклора: круглолицый, угрюмый, с растрепанными рыжими усами и папироской за ухом. Шагинское удостоверение разглядывал долго и обстоятельно, затем вздохнул и начал подниматься с табурета. Отложил недочиненную туфлю, ссутулился покатыми плечами:

– Вещи собрать позволите?

– Зачем это? А-а! – Шагин махнул рукой и расплылся в самой простецкой из своих улыбок. – Вещи пускай остаются по шкафам, а вот если чаем напоите, то буду благодарен. Разговор у нас любопытный сложится.

В доме у Беккерова тоже ничто не напоминало о национальных корнях. Скорее уж, о спокойном, довоенном русско-советском мещанстве: сервант с фарфоровой посудой и семеркой мраморных слоников, настенный ковер, горшки с геранью на подоконнике. Высокая грудастая супруга взглянула на гостя недовольно, но принесла без напоминаний чайник, колотый сахар и вазочку с сушками. Неплохо живет сапожник Беккеров, по нынешним-то временам.

– Так о чем вы хотели беседовать? Я товарищу вашему уже рассказывал. Не понимал, правда, к чему эти древние легенды такому ведомству. Но он ничего, внимательно слушал.