А потом ему казалось, что он растекается слизистой амебой по плитке, смешивается с водой и уходит в сток… А после попадает в открытое море, где так спокойно и свободно.
Спустя сутки мучений некая Мэй Нгуен прислала сообщение в телеграме. Написала, что может обслужить его.
Витя пригласил проститутку к себе. Сам он уже вряд ли мог куда-либо доехать, так как едва стоял на ногах. Валялся голый под душем, изредка шевелился, точно слизняк, ныл, скрежетал зубами и ненадолго проваливался во влажное, душное и не приносящее облегчения забытье.
Он даже не задумался о последствиях. У шлюхи наверняка есть родственники, друзья. Ее же будут искать.
Едва бедняжка Мэй переступила порог, Витя принялся за нее. Успел отметить, что проститутка выглядит лет на пять старше, чем на фотках. Видимо, в профиле старые.
Мэй отпихивалась и кричала. Подросшие и окрепшие жгуты оплели и зафиксировали ее голову, трубочки проникли ей в уши, и Витя услышал треск разрываемых барабанных перепонок и хлюпанье. Смузи, по-прежнему с комочками, но немного отличающееся по вкусу от «собачьего», – конечно, было мозгом. Витя не задумывался, как вообще может это различать, если трубочки идут откуда-то изнутри, не касаясь языка.
После Витя лежал на полу, рядом с бездыханной азиаткой и хохотал: она приехала, чтоб отсосать, но они поменялись ролями.
Пошатываясь, он доплелся до дивана и упал на подушки. Боль из мышц уходила. Никакого озноба и приятное ощущение наполненности. И расслабление накатывало, куда более глубокое, чем в прошлый раз. И эйфория.
С телом можно разобраться потом. Только как? Тоже в пакет… Скотчем замотать… Но не на байке же его везти. Хотя вьетнамцы перевозят на багажниках мебель и холодильники, и вообще, кажется, нет того, что они не смогли бы транспортировать на мопеде.
Все эти будущие проблемы казались Вите размытыми. Он провалился в сон и опять был с трубкой во рту, придавленный толщей воды… Он плыл, и вокруг двигались рыбки – большие и малые.
Одна подплыла к маске, уткнулась в стекло Данькиным лицом и затараторила: «Папамнестрашнотутхолодноитемногдетыпапочка».
Следом в толще воды появилась обнаженная Ира. Она улыбалась и манила его пальчиком, перебирая ногами, а когда он подплыл – обвила его шею руками, приоткрыв рот для поцелуя…
Витя открыл глаза. Он лежал в луже пота, сердце колотилось в груди. Он вскрикнул, когда увидел в вечернем сумраке фигуру, стоящую в углу лицом к стене. Она медленно повернулась.
Синюшное одутловатое лицо, треснувшая губа. На волосах сидел геккон. Он соскользнул на пол, когда фигура шагнула вперед.
Примерно такой Витя и запомнил жену, когда нашел ее, наглотавшуюся таблеток, мертвую. Витя осознал, что не дышит, вцепившись руками в подушки. Но в сознании все еще стоял образ живой Иры, которая его целует.
Потом она поплелась к Вите.
– Сгинь, – пробормотал он, отползая к спинке дивана.
Мэй наклонилась, вытягивая губы для поцелуя.
– Прочь, стоп…
Теперь она смотрела сквозь него своими раскосыми глазами, темными, как надкрылья жука, глазами. От ушей по шее спускались две дорожки крови.
В кино это не работает. Герой может сколь угодно долго упрашивать тварь. Сколь угодно долго кричать.
Но Мэй Нгуен выпрямила спину и замерла. Витя глядел на ее безучастное лицо.
– Иди домой.
Он почувствовал странное напряжение в голове, словно боль грозила вернуться. Мэй поморщилась. Затем развернулась и прошлепала к двери. Подобрала сумку и брелок с ключами. Пошарила руками, справилась с замком. Вышла. Спустя пару минут Витя услышал, как звякнуло что-то внизу и затарахтел мопед.
Только утром Витя отважился проверить, действительно ли Мэй Нгуен уехала.
Что она будет делать, когда вернется к себе? Заметят ли родные, что она уже не такая, как прежде? И что предпримут? И будет ли Мэй писать еще кому-то с предложением обслужить… Почему вообще Мэй его послушала?
Он задумался насчет той псины. Попытался вспомнить, не подавала ли она признаков жизни. Хотя он ее просто запихнул в пакет, да и был тогда в диком состоянии.
Вздувшийся живот заурчал. Витя вдруг вспомнил доктора из госпиталя и фразу в окошке переводчика: «Это не страшно не переживать сильно».
Волны шипели, разбиваясь о берег. Ветер трепал загривки пальм. Одиночные редкие многоэтажки возвышались на первой линии, разливая в ночное небо медный свет.
Висела луна, надкушенная сверху, а не сбоку. Еще одна деталька сюрреализма в декорациях.
Голод выгнал его на улицу в который раз. Вите теперь хотелось только, чтобы в кишках перестали ворочаться раскаленные спицы, чтобы из головы ушла боль и чтобы перестало выкручивать кости и жечь мышцы.
Таблетки он уже не пил и лишь ради приличия иногда пробовал запихнуть в себя рис. За все время тут Витя съел его больше, чем за всю жизнь, но теперь даже от комочка воротило.
Дорога до пляжа далась с трудом. Сегодня как-то по-особенному окутывала влага, подменяя собой воздух. Футболка тут же вымокла от пота, а тяжесть в животе как будто давила на легкие снизу, мешала вобрать достаточно кислорода. Ломота в костях, боль в мышцах спустя пару дней после очередной «кормежки» – привычно.