Самая страшная книга. Лучшее

Японец закрыл лицо ладонями, несколько раз глубоко вдохнул, восстанавливая самоконтроль, потом протянул дрожащую руку за стаканом воды.

– Прошу простить. То, что мы увидели, было ужасней и отвратительней всего, что я мог когда-либо представить. Джефф умер на месте. Сердечный приступ, судя по всему.

С минуту океанограф молчал.

– Карл сбросил балласт, весь, без остатка. Думаю, аварийное всплытие нас спасло. Правда, у Карла помрачение рассудка, возможно, от сильной декомпрессии при подъеме. Когда всплыли, он хотел меня убить.

– Что? – спросил капитан, стискивая зубы. – Что это было?

– Камеры засняли. – Лицо японца казалось каменным. – Но их угол обзора узок. Я видел существо целиком. Оно огромно. От сорока до сорока пяти метров в диаметре. И оно состоит из… – Куроки осекся, его голос дрогнул. – Оно похоже на гигантскую запеканку. Скальные сколы, корабельные обломки, водоросли, членистоногие, рыбы, китообразные. И люди. Будто запеченные, замешанные в бетон. Десятки людей.

– В каких стадиях разложения? – спросил капитан, исказившись лицом.

– Они смотрели на нас. Смотрели и кричали сквозь воду. Они все живые…

Час спустя «Георгий Богданов» прорезал в ледяном поле дугу и встал на обратный курс. Продвинуться по которому удалось лишь на полкилометра – внезапно, без видимой причины, оба ядерных реактора вышли из строя. Электрические двигатели отказали за ними вслед. Лед подступил к кораблю, ужалил в борта, обнял за корпус и взял в захват.

Потом был капитанский приказ не поддаваться панике и ждать ледокол «Ленин». А потом… Потом в течение часа погибли трое.

Запершись в каюте, вскрыл себе вены Амида Куроки. В больнице, страшно крича и разбивая руки в кровь о толстые стеклянные перегородки, умер Карл. Бросившись с борта на лед, убился второй помощник Семенов.

– Андреас, мне страшно, – причитала в опустевшем ресторане перепуганная Ингрид. – Давай проведем эту ночь вместе? Пожалуйста! Я солгала, никого у меня нет. Ты не представляешь, как я боюсь…

– Мой народ иметь история, – встрял невозмутимый Дйныгхак. – Мир бывать совсем молодой, предок мой ставить первый иглу. С небо падать паук, откладывать в вода яйцо. Новый паук вырастать. Ловить акула, кит, морж. Человек тоже ловить. Иногда – приманка. Брать один человек, на него приманивать много. Тогда бывать шибко дерьмо.

– Девка, – ахнула Ингрид, – девка на льду! Это она! Немец от нее через стенку был. Японец к нему заходил, ее видел. Этот, который на лед бросился, – он с ней сегодня утром разговаривал почти час. Все сходится! Чудовище через нее нас всех угробит!

Андрей поднялся из-за стола.

– Кажется, в здравом уме тут я один, – бросил он с досадой.

По служебной лестнице он взбежал на третью палубу, на секунду остановился, оглянулся по сторонам. И рванул по корабельному коридору, проносясь мимо запертых каютных дверей, словно между акульих зубов, щерящихся со стен в два ряда.

На больничном пороге лежал навзничь Петр Маркович с перерезанным горлом и хирургическим ланцетом, зажатым в откинутой руке. Кровь уже перестала течь, стыла лужей под его головой.

Андрей, собравшись с духом, переступил через мертвеца, заозирался.

– Саша! – закричал он.

Она вышла из своей палаты, опустив голову, – тоненькая, слабая, еле брела. Золотистые волосы падали на больничный халат.

Андрей бросился к ней, подхватил ее, легкую, податливую. Прижал к себе, крепко, как только мог.

– Саша, – с горечью выдохнул он, – хорошая, родная моя, что же они с тобой сделали?

Она забилась в его руках. Словно выброшенная на лед рыба. Словно… словно приманка.

– Убейте меня, – попросила она опять. – Он смотрит. Через меня смотрит. Никто не может вынести его взгляда. Я всех погублю…

– Перестань же! – взмолился Андрей. – Прекрати немедленно. Пойдем. Здесь тебе оставаться нельзя – паника начинается, и вправду убьют.

Он за руку потянул ее за собой. Струйка засохшей крови причудливой змейкой извивалась между перерезанным горлом Петра Марковича и распахнутой дверью приемной.

– Закрой глаза, милая. Не смотри.

Андрей повлек девушку за собой. На ходу нагнулся, выдернул из руки покойного доктора ланцет, упрятал за пазуху.

– Сюда, милая. Скорее. Нет, стой!

За коридорным поворотом у стены скорчился молоденький матрос, обеими руками пытаясь удержать внутренности, вывалившиеся из распоротого живота.

Саша всхлипнула.

– Он мне обед сегодня приносил…

Андрей потянул ее прочь.

До каюты добрались, миновав приколотую пожарным багром к переборке ресторанную официантку.

– Он поет вам песню смерти из-под воды, – хрипло сказала Саша. – От нее ум вибрирует. Есть ли у вас тут батюшка? Мне бы исповедоваться, причаститься…

Андрей втолкнул ее в свою каюту.

– Нет здесь священников, Саша. Жди. Я мигом.

Метнулся по коридору к каюте Ингрид, забил кулаками в дверь.

– Андреас, дорогой, – запричитала насмерть перепуганная журналистка. – Спасибо, что пришел. Господи, что творится!

Андрей схватил ее за плечи, встряхнул.

– Где твое барахло? Ну?! Шмотки где? Шуба, комбинезон, унты.

Ингрид в страхе попятилась, губы у нее задрожали.

Андрей вернулся в каюту бегом, с охапкой женской одежды в руках.