Он хотел уже подняться наверх, но вдруг решился: схватил нож, снова вытащил из холодильника мясо, надел куртку и вышел в синеватые сумерки. Никто и не заметил его ухода.
Антон прошел через лес, затем по мосту. Несколько раз мимо проезжали машины, слепившие его яркими фарами. Наконец он подошел к школе. Псина, как всегда, была там и встретила его, виляя хвостом.
– Песик! – позвал он. – Смотри, что у меня есть.
И высыпал на снег содержимое пакета.
Возвращался домой он уже в полной темноте, с пакетом горячего свежего мяса в руке. Из пакета капало, но с этим Антон поделать ничего не мог. Быть может, снег заметет следы к утру, а если нет – все равно. Сегодня у него появится лицо. Подойдя к дому, он тихонько, чтобы не скрипела, открыл калитку, но его заметили. Входная дверь приоткрылась, ударив в глаза полоской света, и в проеме показалась Оля.
Антон оскалился.
– Опять ты здесь! – прошипел он, и рука нащупала под курткой нож. – Все высматриваешь!
«Прыгай!» – произнес в голове голос Лисы.
Он хотел уже достать нож, но вдруг увидел себя со стороны. Глазами Оли. Весь в крови, с пакетом мяса. Чудовище. Словно в первый раз он взглянул на свою ужасную ношу, вспомнил то чувство, с которым нож ударялся о кости, и с отвращением отшвырнул пакет.
«Господи, что я делаю?»
Он упал на колени в снег, разглядывая свои руки, перепачканные черной кровью.
– Оля! – сказал он. – Я не…
Оля осторожно, точно к сидящему на цепи зверю, подошла к нему.
– Тоша. Не ходи туда больше. Пожалуйста.
По щекам ее текли слезы.
«Я ел сырое мясо, – подумал Антон. – Я убил собаку».
– Не пойду. Никогда больше не пойду, – борясь с тошнотой, проговорил он.
Вместе они вошли в дом, и, прежде чем отец или мама смогли увидеть Антона в таком виде, он швырнул куртку с ножом в кладовку, а сам заперся в ванной.
В дверь постучали.
– С тобой все нормально? – спросил отец.
– Да, пап, – Антон старался, чтобы голос его звучал как можно спокойнее. Глянув в зеркало, он понял, как сильно ему повезло, что по дороге никто не встретился. Лицо было все забрызгано кровью.
– Ты что, на улицу ходил? Ты же знаешь, что нельзя.
– Я во дворе был. Совсем недолго.
Антон встал под душ. Он не мог поверить, что действительно танцевал на улице, что ел мясо, что…
Его вырвало.
Остаток вечера Оля просидела в его комнате, они почти не разговаривали, но были вместе впервые за последние несколько недель, и этого вполне хватало. Она рисовала в альбоме, а Антон со страхом поглядывал на окно, надеясь, что ночь никогда не настанет.
Наконец Олю забрали спать, вскоре родители выключили телевизор, и в доме сделалось тихо, только поскрипывали половицы и стены. Дом ведь был деревянный, и, как говорил папа, живой.
Около двух часов ночи в окно постучали. Настойчиво, сильно, так, что задрожала оконная рама. Антон скатился с кровати и вместе с одеялом забился в угол. Стук не прекращался. Было удивительно, как этот звук, разносящийся, казалось, по всему дому, не разбудил родителей. Гость стучал и стучал с неумолимостью идиота, и в конце концов Антон не выдержал. Он подошел к окну, отдернул штору и едва не закричал.
Да, это была Сова, но теперь она изменилась, один глаз отсутствовал, а в маске, если это была маска, зияли дыры, сквозь которые виднелось розовое мясо. Сова раскрыла клюв.
– Мы ждем тебя, зайчик! – сказала она.
Антон увидел, как под маской движутся оголенные мускулы. Глядя в единственный немигающий глаз гостьи, он неожиданно для себя открыл окно и впустил ее.
Сова спрыгнула с подоконника, зашлепала ногами по полу и стала теснить Антона к выходу. Он спустился вниз, открыл дверь кладовки, достал окровавленную куртку и, словно под конвоем, вышел в поле, где остальные звери ждали его.
Они походили на битые временем игрушки. Лиса стала тощей, наполовину облезлой, Медведь ползал по земле, волоча задние ноги как полураздавленный жук, рога у Козла были обломаны, и золотые блестки с них облетели.
– Видишь, что с нами стало, зайчик! – сказала Птица, едва ворочая клювом. – Но это ничего. Мы уйдем. Но будет зима, и мы вернемся.
– Его лицо! – прорычал Волк.
Козел, прихрамывая, подковылял к Антону и протянул ему маску. Та изображала морду зайца и сделана была из сваляной шерсти. Видно было, что маска очень старая, на ней едва-едва виднелись нарисованные нос и усы, а на щеке зияла дыра, стянутая толстыми нитями.
– Примерь ее! – велела Сова.
Антон поднес маску к лицу, но что-то в нем противилось этому. Маска была отвратительна. Ужасна. Она еле заметно шевелилась между пальцами.
– Не можешь, – прошипела Лиса. – Я же говорила. Съедим его и уходим.
– Нет! После угощения он ее наденет! – Медведь подполз к нему на передних лапах. – Сможешь ведь?
Антон кивнул.
– Тогда давайте начнем, – прорычал Волк.
Козел заиграл на флейте, только это больше не была мелодия, просто набор звуков, сыплющихся, как камни из ведра, и под это подобие музыки звери начали танцевать.
– Прыгай! – сказала Лиса.
Антон подпрыгнул.
– Еще! Еще! Еще!