Вечерами Лемберг учил Наталку водить машину. Теперь его нет. Веселого, дурашливого фармацевта прикончили рептилии, и он не раскурит трубку, не подмигнет задорно. А вдруг это сон – и Лиля проснется на верхотуре двухъярусной кровати, умоется, позавтракает овсянкой, болтая с Иваном Михайловичем о повадках аспидов…
Лиля ошеломленно смотрела на мизинец. То ли змея была однозубой, то ли зацепила боком пасти. Укус пришелся во вторую фалангу. Палец распухал.
– За руль! – рявкнул Черников так, что Наталка съежилась и перестала хныкать. Молча перелезла на водительское кресло.
– Дай мне, – Черников взял Лилю за руку. – Ничего, до свадьбы заживет.
– Аптечка, – вспомнила Лиля.
– Не сейчас.
Черников вынул из куртки охотничий нож.
Машина забухтела и тронулась. Сквозь щелочки полуприкрытых глаз Лиля видела уменьшающийся в боковом зеркале гиблый лагерь.
– Будешь резать? – спросила она. Язык опух, как и палец, и едва ворочался, царапаясь о пересохшее нёбо.
– Нет. – Механик потянулся к своим ботинкам и лезвием откромсал кончик шнурка. «Москвич» вилял, подпрыгивал на ухабах. Пассажиров болтало по салону.
Черников наложил на раненый палец тугой жгут. Лиля замычала от боли.
– Крепись.
Он обхватил губами раненый палец и принялся сосать. Лиля откинулась на спинку сиденья. Голова кружилась, за ребрами будто бы расцветал пышущий жаром огненный цветок. Единственное место, где ей было хорошо, – рот Черникова. Надо целиком просочиться туда…
Черников сосал и сплевывал, и снова сосал. Через три минуты слюна его стала розовой. А палец – небесно-голубым.
Черников удовлетворенно кивнул.
– Яд сворачивает кровь и закупоривает рану. Кровь пошла, хорошо. Это точно была гадюка?
– Точно…
Нейротоксины разливались под кожей. Лилю словно сунули в печь. Она ощущала себя мешком, полным раскаленного песка. Вслед за пальцем раздалась вширь кисть. Выдубленный язык, выдубленный мозг…
«Анафилаксия, – произнес приговор внутренний голос. – Аллергическая реакция, отек носоглотки…»
Наталка вцепилась в рулевое колесо и изредка поглядывала на пассажиров. От дорожной тряски песок сыпался из ноздрей и ушей Лили… – так ей казалось.
В руке Черникова появилась ампула с сывороткой. Укол, и иммуноглобулины отправились путешествовать по Лилиным венам.
– Скоро полегчает. – Черников достал из-за подголовника бутыль и приставил горлышко к сухим губам Лили. Она сделала несколько жадных глотков. Вода была теплой, но неимоверно вкусной.
– Спасибо.
– Все кончено, – подбадривающе сказал Черников. – До больницы еще не доедем – будешь совершенно здоровой.
– Бензин, – Наталка стукнула кулачком по датчику уровня топлива. Стрелка ложилась влево.
– Я в курсе, – Черников промыл рот водой. – Дозаправимся в Варваровке.
Лиле было сложно удерживать веки поднятыми. Она обвела друзей мутным взором. Лицо Черникова зыбко двоилось. А где остальные? Лемберг умер… и Михалыч… Михалыча убил полоз… бред… горячечный бред!
Внезапно глаза Лили округлились:
– Ванягин! Он вернется в лагерь, а там…
– Прежде всего, – сказал Черников, убирая волосы с Лилиного лица, – мы позаботимся о себе.
Тайга провожала автомобиль безразличными глазищами дупел. За деревьями клубилась мгла.
– Змеи, – прошептала Лиля, – не должны… так… себя…
Она нырнула в мазутную убаюкивающую темноту, а когда выплыла на поверхность, обнаружила, что «москвич» стоит, окруженный исполинскими соснами. Наталка уперлась подбородком в руль. Сиденье слева опустело. Лиля поискала глазами, вздохнула, увидев в окне Черникова с канистрой под мышкой. Свободной рукой механик вытряхнул из пачки «Беломорканала» папиросу, дунул в мундштук, чтобы вытряхнуть попавший туда табак, и сказал:
– Ждите, я скоро вернусь.
Задержать его не хватило сил. Лиля смежила веки и вновь погрузилась во мрак.
Поток слез иссяк. Наталка тупо таращилась сквозь лобовое стекло туда, куда полчаса назад ушел Черников. Искусанные ногти царапали руль. Проселочную дорогу подпирали с боков сосны. Вечерело, и небо насыщалось багрянцем. Солнце, прощаясь до утра, золотило хвойные лапы. Сумрак в глубине просеки казался мыслящим, живым, а поваленные деревья прикидывались ископаемыми рептилиями, громадными питонами.
Если что-то решит прийти из леса и выломать хрупкие дверцы автомобиля, никто не защитит Наталку.
На заднем сиденье спала Лиля. Ниточка слюны свисала с ее подбородка. Лицо было бледным, осунувшимся, под глазами образовались круги. Такие же темные круги украсили и Наталкины глаза; она посмотрела в зеркало, оттянула нижнее веко пальцем. Чужая, постаревшая за миг тетка.
Мама была права, как обычно. Нечего Наталке делать в Сибири. И насчет гадюк права. Дьявольские отродья, олицетворение Сатаны. Змий искушал Еву яблоком в каком-то саду. Наверное, Гефсиманском – Наталка не помнила точно. Она, дуреха, слушала мамины россказни вполуха. И что теперь?
Она и молитву-то ни одну не прочтет. Кроме «Отче наш, иже еси». А дальше?