Покачав головой, я впихнула тетрадки в рюкзак, застегнула молнию и с силой захлопнула дверь. Не расставаясь с фотоаппаратом, наклонилась за ключами, открыла дверь со стороны водителя и вдруг застыла на месте. От жуткого ощущения волоски на затылке встали дыбом. Как будто… кто-то за мной… наблюдал.
Может, у меня развилась паранойя, но я пристально осмотрела парковку. На ней толпилось много людей, и никто не обращал на меня внимания. Но странное чувство не покидало меня. Даже когда я забралась в машину и завела двигатель, оно охватило меня летним жаром.
Гуляя по тропинке и любуясь безмятежной гладью озера Сентенниал, я подняла камеру и шагнула назад. Композиция кадра в основном сводилась к правилу золотого сечения. Конечно, оно годилось не во всех случаях, и я не пользовалась им на природе. Честно говоря, мне нравились фотографии, где объект находился не совсем в центре.
Я сняла большое дерево: меня привлек контраст листвы и густой синевы неба.
Потом крупным планом горящие золотом и багрянцем листья.
Обычно я просматриваю снимки дома, после того как скопирую их на компьютер. Иначе можно застрять, забыв про все на свете.
Я шла по краю тропинки, стараясь не мешать спортсменам и собачникам. По парку бродило много людей, но к вечеру их будет еще больше. Уже сейчас с игровой площадки доносились детские крики и хохот.
В прошлом году я частенько приходила к озеру. По крайней мере каждую неделю.
Я люблю гулять, фотографировать, и меня совершенно не смущает то, что особого таланта у меня нет. Мама хвалила мои снимки. Зои и Хайди – тоже. Джеймса интересовали только фотографии красоток в бикини, а Эйприл вечно смеялась над моими фотками, если вообще обращала на них внимание.
Разумеется, я очень сомневалась, что мама и Зои скажут мне правду. Неопытность не имела значения. Но фотографией я занималась по другим причинам. Все дело было в ощущениях, которые я испытывала в процессе работы. Точнее, в их отсутствии. Когда я брала в руки фотоаппарат, все остальное отступало на задний план. В голове не было ни единой мысли об ужасах, пережитых во время нашествия, о странностях, преследовавших нас четыре года. Я забыла о происшествии в клубе и даже не думала о поцелуе, который и настоящим поцелуем не назовешь. Я забыла о том, что рассказала мне мама… Камера возводила стену между мной и миром, и я обретала долгожданное спасение.
Я сошла с тропинки и забралась на невысокий холм, с которого открывался вид на детскую площадку, и уселась на самой вершине. Мое внимание привлекли смех и визг, и я подняла фотоаппарат, поймав в объектив маленькую девчушку, что припустила от горки к качелям, размахивая косичками. Какой-то маленький мальчик соскользнул с качелей и едва не плюхнулся лицом вниз. Качели резко отлетели назад.
Я сделала снимок пустых летящих качелей, перекосившихся в полете, и внезапно у меня запершило в горле, да так, что перехватило дыхание.
Медленно опустив камеру, я пронаблюдала за детишками, носившимися туда-обратно, от одного сооружения к другому. Они лучились наивным, беззаботным весельем. Им повезло. Им не довелось познать того пробирающего до костей ужаса. Никто из них не помнил, что значит засыпать безо всякой уверенности в завтрашнем дне, в том, что мир вообще выстоит. В них чувствовалась непринужденность, которая когда-то была и у нас, до мгновения, когда жизнь пошла прахом.
Война нанесла такую травму, что я еле помнила свои детские годы. Остались лишь смутные воспоминания. Но они не шли ни в какое сравнение с памятью
Было.
Но эти дети, они никогда…
Стоп.
Закрыв глаза, я сделала долгий глубокий выдох. Когда в руках фотоаппарат – никаких мыслей. Когда я делаю снимки – никаких эмоций.
Никаких исключений, ни сегодня, ни впредь.
Стиснув зубы я попыталась выбросить дурные мысли из головы, потрясла руками, плечами, подпрыгнула всем телом. Наверняка со стороны это выглядело довольно дико, но я представила, как от меня разлетаются все страхи и переживания, и мне полегчало. Я открыла глаза, и непрошеный тугой комок эмоций исчез.
Взяв себя в руки, я подняла фотоаппарат и направила объектив вдоль тропинки. Мне захотелось снять панораму озера, как вдруг краем глаза я заметила нечто странное и невольно нащупала кнопку увеличения. Синий ирокез. Какого черта?!
Точно! Тот самый! Стоит у края тропинки, держит руки в карманах. При дневном свете его синие волосы еще ярче выделялись на фоне бледной кожи. Бьюсь об заклад, на самом деле шевелюра у него когда-то была рыжей. На парне висела черная футболка с неизвестным символом: две змеи, кусающие друг друга за хвост.
Как его там звали? Кент.
Внезапно он посмотрел на холм, где сидела я. Я охнула и чуть не выронила камеру. Да нет… не мог же он меня увидеть! Он ведь обычный человек, но, господи… казалось, он уставился прямо на меня.
Вспомнилось ощущение на парковке.