Самая великолепная ночь

Оливия злилась. Она продолжала злиться даже сейчас, направляясь к лимузину. Вместе с Тареком они должны поехать в столицу, где у подножия военного монумента Тарек произнесет речь по поводу исторической для Тахара даты. Насколько знала Оливия, речь шла непосредственно об основании государства – объединении разрозненных племен в суверенную нацию. И конечно, она как новая шейха должна присутствовать там, рядом с мужем. Смотреть на Тарека обожающим взглядом, в то время как на самом деле ей хотелось разорвать его на кусочки.

На выходе из дворца Оливия поправила тонкий шарф, прикрывавший ее волосы и свободно спадавший на плечи, и надела большие темные очки. Чтобы скрыть глаза от посторонних взглядов.

Но главное – от его взгляда.

Тарек уже ждал ее у лимузина, стоя к ней спиной в черном деловом костюме. Оливия удивилась, как быстро он приобщился к европейскому официальному стилю.

Она обожала его тело. И это было бы полбеды, но она обожала и его самого. Этого недосягаемого мужчину.

– Доброе утро, – поздоровалась Оливия.

Тарек повернулся, и у нее защемило в груди. Уж лучше бы он оставался тем приматом-неандертальцем, которым она его узнала. Тогда бы не пришлось каждый раз поражаться его мужской красоте.

– Здравствуй, Оливия. Голову покрывать не обязательно, – сказал Тарек, открывая перед ней дверь лимузина.

– Я знаю. Просто ветер, – соврала Оливия.

Она села в угол кожаного сиденья и пристегнулась. Замок ремня издал резкий металлический звук. Чтобы Тарек не прочел ни одной мысли в ее глазах, Оливия не стала снимать очки даже в лимузине.

– Сегодня мы останемся в столице, – сказал Тарек, садясь рядом с ней и захлопывая дверь.

Машина уже отъехала от дворца, а Оливия все еще обдумывала услышанное.

– Я ничего с собой не взяла, – сказала она.

– Об этом позаботились слуги.

«Еще бы», – пронеслось в голове Оливии.

– Ты на меня злишься, – продолжал Тарек. – Мы уже два дня не общаемся.

– Рада, что ты это заметил.

– Но я же объяснил, почему нам нельзя спать вместе.

– Я тебе не верю, – отрезала Оливия, и эхо ее слов еще несколько секунд висело в воздухе.

– Оливия, ты хочешь быть со мной? – спросил Тарек.

– Да, хочу.

Она ненавидела себя за этот необдуманный ответ. За горькую правду в нем. Сколько отчаяния и женской печали было в этих словах! Как долго ее потребности оставались неудовлетворенными! И виновата только она сама. Потому что никогда не просила большего. Потому что боялась большего. А Тарек был тем свежим ветром, сулившим перемены. Он своими сильными руками взялся за прутья ее клетки и раздвинул их в стороны. Он подарил ей свободу и сам этого не понял.

Даже в сексе он думал больше о ней, чем о себе. Этим и опасен секс с девственниками. Они слишком честны. А Оливия не привыкла, что все может быть только для нее. Она была не готова к этому и просто не справилась. Сломалась под грузом своих же реализованных желаний.

Лимузин свернул с узкой улочки на широкое шоссе, а значит, они выехали из пригорода в самое сердце столицы. Живя в стенах дворца, легко забыть, что находишься в некогда мощном государстве – одном из центров финансов и технологий.

Водитель вел машину по деловому центру. Высокие здания вырастали над ними, как волны цунами, грозясь поглотить. Оливия родилась в Нью-Йорке, выросла на Манхэттене. Она привыкла к большим городам. И все же сейчас ей отчасти сделалось страшно. Слишком уж не походило все это на пустынный ландшафт, который она ежедневно наблюдала из дворцовых окон.

Невозможно поверить, что все это стало ей новым домом. Новым миром.

Лимузин ехал беззвучно. И это лишь усиливало напряжение, и без того невыносимое в салоне. Полное отсутствие общения только усугубляло дело.

Наконец они подъехали к внушительной мемориальной статуе. Она изображала мужчину-воина с мечом на лошади, как символ силы нации. Здесь Тарек произнесет свою речь. Вокруг уже собралась толпа жителей, а периметр монумента был оцеплен охраной.

К машине подошли телохранители и открыли двери. Оливия сняла темные очки и последовала за Тареком. Она шла справа, отставая на шаг. Ей было известно это положение. Положение супруги короля или жены президента. Сколько раз она ходила так позади Маркуса.

Только теперь все было по-другому.

Потому что сейчас, слушая речь Тарека и практически не понимая чужого языка, она ощущала прилив гордости. Чего никогда не случалось раньше. Тареку было трудно говорить. Пафосные речи – не его конек. Но он снова справлялся. Потому что любил свою страну и свой народ.

Лишь когда толпа тахарцев взорвалась оглушительными аплодисментами, Оливия посмотрела на лица этих людей. Их переполняла надежда. Она видела восхищение в их глазах.

И ее сердце забилось быстрее.

Не успев опомниться, Оливия вновь оказалась в кругу телохранителей, ведущих их обратно к лимузину. Тарек выдохнул так тяжело, словно только и хотел сделать это последние двадцать минут.

– Ты молодец, – похвалила Оливия, неожиданно для себя забыв свои обиды.