Самая высокая лестница

А далеко отсюда, за каменистой пограничной рекой, в тёмной ночи горели костры. Их оранжевое пламя, казалось, не светило, а раскаляло воздух. И от этого накала было жарко и душно. В свете поздних костров лица людей приобрели бронзовый оттенок, а белые одежды окрасились в цвет пламени.

Костры были зажжены в честь удачной сафари. Сам господин сидел на террасе своего бунгало[2]. Без пробкового шлема он казался ещё меньше ростом. Уголки его рта отвисли. Глаза были закрыты. Хозяин насытился, устал.

Где-то надрывно играли музыканты. Их инструменты были сделаны из сухой тыквы, поверх которой натянут бычий пузырь, отчего звук струны приобретал глуховатый, утробный звук.

Два человека стояли в стороне. Их лица высвечивало пламя костра.

— Ахмет, где мой лев? — спрашивал один другого.

— Ты получил большие деньги, Джур. Я дал тебе заработать.

— Но ты же обещал сохранить моего льва, Ахмет. Я дал тебе льва только с таким условием.

— Разве я сказал, что твой лев погиб? Идём, посмотрим. Может быть, он остался на воле. Ведь из пяти убили четырёх.

Они отошли в сторону. Туда, где на шестах висели туши убитых львов. Огромные, с запрокинутыми головами. Джур шёл первым и внимательно разглядывал мёртвых животных. Так он дошёл до последнего.

— Здесь нет моего льва, Ахмет.

— Вот видишь, — оживился Ахмет, хлопая друга по спине, — значит, он жив! Как и договаривались.

— У моего льва с детства остался большой шрам. Его ранила львица. А я вылечил его. Но шрам остался… Где он, Ахмет?

— Он ушёл за границу. И этим спасся. Хозяин не посмел догнать его.

— Он ушёл за границу… — задумчиво повторил Джур. — Но там же не знают, что он мой. Там устроят сафари…

— Он вернётся, — успокоил друга Ахмет. — На той стороне не устраивают сафари. Можешь быть спокойным. Там, наверное, и львам живётся лучше.

Они шли между кострами, и звуки невидимого оркестра заглушали их голоса.

На другой день Рад с Дедом отправились на поиски льва.

Они шли по просекам и по узким тропам, взбирались на склоны гор и скакали с камня на камень у речки, сверкающей как ртуть. Вокруг пели птахи. Светило солнце, подсушивая ночную росу. Бодрящий сквознячок задувал в лесных коридорах. Но от сознания того, что где-то здесь бродит грозный хищник, нарождающийся день казался тревожным, и два охотника испытывали незнакомое доселе волнение. Они часто останавливались, прислушивались. Каждый шорох холодил сердце.

— Где он? — спрашивал Рад своего спутника.

— Видимо, нашёл себе логово. Отдыхает после ночной охоты.

— Может быть, он ушёл из нашего леса? — спрашивал Рад.

Дед пожимал плечами.

В одном месте, на небольшой песчаной залысине, охотники наконец обнаружили свежие отпечатки львиных лап. Но кончился песок — и следы исчезли, растворились, как бы заросли травой.

Над головами охотников послышался нарастающий шорох. Это летела стая уток. Рад смотрел на птиц, прикрывая глаза ладонью.

— Стрельнём, Дед?

— Ты забыл, что патроны заряжены пулями, — отозвался лесничий. — Теперь забудь об утках.

Стая скрылась за зелёным холмом, где, видимо, было озеро. В небе их сменил орёл. Его широкие крылья, распростёртые для парения, слегка вздрагивали от встречных потоков воздуха. Орёл делал круги, как самолёт, собирающийся совершить посадку. Его когтистые лапы, невидимые в полёте, были выпущены как шасси.

— Видишь? — сказал Дед. — Похоже, что орёл что-то заметил.

Рад и лесничий прибавили шагу и вскоре очутились на лужайке, над которой кружил орёл.

Они увидели останки лани. Мясо было съедено. Только кости валялись в траве.

— Лев? — спросил Рад, глядя на Деда.

Тот ничего не сказал.

— Значит, он не ушёл из нашего леса. Идём! — оживился Рад. — Скорей бы убить его! Сколько животных гибнет зря.

— Не спеши. Он где-то близко. Отдыхает после еды.

Дед зашагал по тропе, которая, извиваясь, поднималась в гору. Рад не отставал от него.

Теперь мысль о льве полностью завладела Радом. Даже по ночам ему снился лев. Во сне ударом лапы лев убивал зубров, нёс в зубах трепетных косуль, подстерегал одиноких путников. Он наводил страх на доверчивых обитателей заповедного леса.

Снился Раду и одинокий козлёнок на дрожащих, негнущихся ножках. Козлёнок, потерявший мамку.

Каждое утро Рад одевался, брал ружьё и уходил в лес. Напрасно Дед отговаривал его и даже запрещал одному выходить за ворота кордона. Стоило Деду заняться по хозяйству или уехать на Орлике по своим лесным делам, Рад тут же подхватывал ружьё и, заперев малышей, исчезал.

Иногда ему удавалось отыскать след, похожий на большую фиалку. Но тропы в лесу были каменистые, и следы быстро пропадали…

Рад осунулся. Его глаза горели тревожным нетерпением. А па лице появились царапины от шипов терновника.

— Я найду его, — говорил он Деду. — Я спасу лес.

Дед качал головой.

— Одинокий охотник не справится со львом. Ты слышал про сафари?

— Слышал, — отвечал Рад. — Сафари — не охота, а убийство! Льва подносят на блюдечке — стреляй! Я убью льва в честном бою.

— Я звонил в город, — говорил Дед, — на днях обещают прислать егерей. Так будет вернее.