Самая запретная книга о Второй Мировой. Была ли альтернатива Сталину?

Сколько таких немых и страшных свидетельств той эпохи осталось у автора книги в старом семейном альбоме с черно-белыми фотографиями.

Вымаранные лица. Зачеркнутые люди...

...И вот люди один за другим выходили к трибуне и срывающимися, дрожащими голосами выкрикивали или вышептывали суммы, на которые они подписывались на Государственный заем. Никто, конечно, больше половины оклада не выбрасывал. Но и меньше половины оклада никто не называл...

Но как они озвучивали эти слова, эти страшные слова про «половину оклада»!

Многие сотрудники МУРа имели на своем иждивении тогда по трое-четверо-пятеро детей, а то и больных мать-отца-деда-бабку на руках помимо жены и детей. А то и сестер, малых братьев, теток и прочих родственников — тогда это было весьма распространенным явлением в Москве. Куда из провинции, спасаясь от голодной смерти, валом валили со всех сторон, стекались массы народа, имевших хотя бы одного уже пристроившегося родственника «в столице пашей Родины». Отец, к примеру, живший в Москве, в свои две комнаты в подвале на Каланчевке вытянул из голодавшего Ра- ненбурга и содержал потом мать и двоих старших сестер с их четырьмя малыми детьми, оставшихся без отцов, убитых на той войне.

Вспоминая про это действо, отец дрожащим голосом, даже спустя несколько десятков лет, рассказывал, как люди буквально плакали на трибуне, когда произносили эти страшные ненавистные два слова про «половину оклада».

Да-да, плакали.

Плакали мужики эти взрослые, битые-перебитые, тертые-перетертые. Все эти матерые «Глебы Жегловы» с рано поседевшими висками и «шкурами», пробитыми неоднократно бандитскими пулями, финками да заточками...

...Стоит такой взрослый и не старый еще мужик, поживший, полуседой от прожитого и пережитого, в бедном старом костюмчике, зачастую уже штопаном- перештопаном, но аккуратно отглаженном и вычищенном заботливыми руками его милой верной женушки. Стоит с посеревшим и омертвевшим от напряжения лицом, с безумными белыми глазами, с трясущимися губами, которыми он еле выговаривает косноязычные вялые слова: «Подписываюсь... добровольно... на... заем... на» половину»».

Замирает на мгновения, кажущиеся вечностью, и, не в силах дальше удерживать рвущихся наружу рыданий, уже шепотом скомканно заканчивает: «оклада». И, прикрыв глаза рукою, быстро сходит с трибуны в зал, на свое место. Низко опустив при этом голову и смахивая дрожащей сильной ладонью сами собой катящиеся по впалым щекам обильные горькие слезы. И так и сидит потом там, с низко опущенной головой, будто совершил что-то глубоко непотребное и крайне стыдное.

Так подписывались на заем в Москве, в центральном аппарате МУРа на Петровке, 38. И при этом они расставались не со всем окладом, а только с половиной. И получали люди в МУРе, в «Органах», отнюдь не самые маленькие оклады. И жили они в Москве, имели продуктовые карточки, пайки энкавэдэшные, бесплатную форменную одежду и обувку.

...Каково же было подписываться точно на такие же суммы, на эту самую «половину оклада» простым жителям где-нибудь в Стерлитамаке или Урюпинске...

...Точно так же и слово «покупка» здесь выделено и заключено в кавычки, потому что автору книги до сих пор непонятно: как в Советском государстве простой гражданин может на собственные сбережения купить танк или самолет? Не говоря уже об эскадрилье самолетов и колонне танков... Когда он берданку ржавую, «тулку-двустволку» купить не может, пока не запасется кучей справок, разрешений и характеристик. В том числе и из «компетентных органов».

Утверждения же некоторых, что все эти деньги шли на улучшение условий труда работников военной промышленности и существенно стимулировали выпуск этих самых танков и самолетов — также чепуха полнейшая.

...Сдаст простой советский человек деньги и драгоценности в Фонд Победы или не сдаст — от этого не прибавится ни одного танка, ни одного самолета. Потому что военная промышленность СССР и так работала на самой максимальной скорости, даже и в ущерб качеству. И увеличение выпуска продукции зависело не от того, сдали ли в далекой Бурятии сколько-то там тонн золота и драгоценностей и миллионов рублей в Фонд Победы или не сдали. А от того, насколько умело выкручивает и изощренно выжимает последние соки из измученных рабочих военных заводов местное начальство. Доводы же о том, что якобы на эти деньги и драгоценности покупалось оружие в Англии и Америке, также беспочвенны. Потому что никогда красивые надписи «труженики — фронту» не наносились на борта «иномарок» — танков, самолетов, грузовиков. Чтобы не дать лишнего козыря буржуазной пропаганде. Капиталистам этим проклятым.

...На территории же Русского государственного образования организация зимней помощи населению была своего рода экспериментом, поставленным в стерильно прозрачных условиях. Причем помощь должна была поставляться только населению, пострадавшему только от советской власти, войны и партизан!

Этот эксперимент должен был, как лакмусовая бумажка, выявить — за кого простые жители РГО «ЛОС»? За советскую власть? Или за население, которое от нее пострадало?