Самая запретная книга о Второй Мировой. Была ли альтернатива Сталину?

Тут надо обязательно обратить внимание вот еще на какое обстоятельство — Каминский, в отличие от советских партфункционеров, никогда не издавал дву- смысленнъюс и лицемерных приказов. Все без исключения приказы Каминского — не «пиар-проекты», а сугубо практичные и прагматичные документы. В его приказах никогда не было двойного смысла: «белое» всегда было «белым», а «черное» — «черным». Никакой советской казуистики, никакого коммунистического словоблудия. Когда обязательно надо читать не только и не столько строки, но в первую очередь между строк.

...Начавшаяся кампания по организации добровольной зимней помощи сразу же проявила именно добровольность действий локотьчан.

...Не секрет, что в Советском Союзе вплоть до самых последних дней существования этой уродливой и нежизнеспособной государственной формации также были широко распространены самые различные «добровольные» кампании. В войну 1941 — 1945 гг. это были кампании по покупке билетов Государственного займа, по отчислению части зарплаты в Фонд Победы, на «покупку» эскадрилий самолетов и танковых колонн.

Ниже некоторые из этих кампаний будут разобраны более подробно, и читателю сразу станет понятно, почему здесь слова добровольные и покупку выделены и заключены в кавычки. Пока можно только кратко резюмировать, что добровольными они являлись только на словах. Людям, как обычно в «Государстве «рабочих» и «крестьян», местными партийными органами и партийными руководителями спускались соответствующие разнарядки. В которых четко и недвусмысленно указывалось, сколько «добровольно» надо отчислить от зарплаты. И все советские жители покорно шли в день зарплаты отчислять эти «спущенные сверху» суммы денег. Зачастую вытирая при этом горькие голодные слезы...

...Что касается одной из таких «добровольных» кампаний — подписки на Государственный заем...

...Отец автора книги очень долгое время служил в Москве, в пресловутых «Органах». А с 1940 г. и по середину пятидесятых годов — непосредственно в аппарате МУРа на знаменитой Петровке, 38. Так вот он рассказывал, как у них в МУРе во время войны подписывались «добровольно» на Государственный заем сотрудники МУРа. Это зловещее действо затевалось обычно в дни получки. Для этого специально собиралось общее собрание работников аппарата МУРа. Все, как положено, — с Президиумом из руководства МУРа и партийных муровских чинуш за покрытым красной бархатной скатертью длинным столом на сцене в актовом зале. С длинной и нудной речью секретаря парторганизации МУРа о необходимости и «политической» важности данного мероприятия, с громкими и трескучими фразами, пересыпанными чуть ли не через каждое слово упоминаниями про товарища Сталина, с многочисленными хвалебными приставками. И чуть реже про товарища Берия, уже с менее обильными превосходными эпитетами. А затем начиналось само «аутодафэ», пардон, добровольное жертвоприношение кровных денег на алтарь Победы.

На сцену к трибуне поодиночке вызывались все без исключения, работники аппарата МУРа, согнанные как раз для этой цели в актовый зал. И каждый должен был самолично и громогласно объявить всему залу, на какую часть оклада он совершенно добровольно подписывается.

Перед совещанием партийными активистами была тихонечко распространена негласная директива местного партийного начальства: подписываться самое малое на половину должностного оклада. Меньше ни- ни — будет «политически неправильно». Так как многие работники аппарата были семейными, а то и многосемейными, то их оклада должностного едва хватало только на то, чтобы без голода кое-как сводить концы с концами. Поэтому страшная сумма в половину оклада, озвученная очередным партийным «барбосиком»-партгрупоргом (партийным групповым организатором) в курилках или кабинетах, означала для них только одно: крайнюю нищету и в прямом смысле этих слов голодное существование минимум в течение месяца.

Но отказаться было нельзя, так как отказ в тех условиях означал только одно: человек становился в глазах партийного аппарата МУРа врагом. Врагом, которого оставалось только разоблачить. Тем более что он этим поступком и так, по сути, саморазоблачался, оставалось только оформить все это саморазоблачение в виде соответствующих бумаг.

А дальше — дело техники.

Давно отработанная и действующая уже на полном «автомате» хорошо налаженная процедура, не дающая сбоя и не оставлявшая никаких альтернатив, вариантов, выходов. Статья 58 с одним из ее многочисленных пунктов и подпунктов — скорый суд пресловутой «тройки» — «ОСО» — колымские лагеря. А то и пуля в затылок тут же, внизу, в подвалах внутренней тюрьмы Петровки, 38. А оставшимся в живых сотрудникам МУРа только и оставалось, как старательно зачеркивать чернильным карандашом лицо несчастного на групповых фотоснимках сотрудников. Чтобы даже память о враге народа, и ту вычеркнуть из жизни. И не дай бог, не зачеркнешь, не вымараешь лица на фотоснимке! Обнаружат у тебя невзначай такой вот «незачеркнутый» снимок, и еще, считай, одного врага народа разоблачили! Сам пойдешь тем же путем!