Теперь в кабинете Марджоне, потерявшего после отпора Кристины свою мягкость и обольстительность, она похолодела от страха. «Вот сейчас он сообщит мне дату отъезда и выдаст билет в Москву». Толстяк копался в папках, не поднимая глаз на посетительницу и даже не предлагая ей сесть. Затем нашел какую-то бумагу и холодно произнес:
— Контракт, подписанный фирмой с синьориной Лариной, истекает через 20 дней. В соответствии с пунктом «в» в параграфе III, говорящем о том, что в случае отсутствия необходимости в услугах нанимаемого лица, последнему выплачивается неустойка в размерах гонорара плюс выходное пособие в одну треть месячного заработка, соблаговолите принять эту сумму… Со следующего понедельника синьорина может считать себя свободной и должна возвратиться на родину не позже указанного в визе срока.
— Но ведь со вторника начинаются съемки коллекции мастера Гварди. Я занята в четырех показах… — попыталась возразить Кристина.
— Фирма сочла более выгодным для себя заменить вас Луизой Кампо. Прошу прощения, я очень занят.
Отважная Кристина, три дня назад произносившая высокопарную речь у Антонелли, сейчас с трудом сдерживала слезы. Сделай он сейчас еще одну попытку пригласить девушку «поужинать», она, возможно, согласилась бы. А может, все же — нет? Конечно, необходимо чем-то расплачиваться за жизнь в этом городе, за карьеру, которая только началась, маня будущей известностью, высокими гонорарами, преуспеванием… Но как же наслаждаться потом всем этим, как объясняться в любви гордому Риму, зная о своем ничтожестве? «Шлюшка, грязная шлюшка» — не так уж оскорбительно звучит в заплеванном московском дворике. А здесь, где на каждом шагу — свидетельства величия человека, где сам он — творение Всевышнего… здесь просто нельзя стать ничтожеством, дрянью…
Кристина долго стояла у витрины салона «Версачи», делая вид, что рассматривает выставленные вещи, а на самом деле — старалась удержать слезы. Все, никогда теперь она не сможет одеваться тут, а ведь была так наивно уверена, что главные подарки судьбы еще впереди. Не шиковала, не транжирила деньги, собирая небольшие остатки от гонораров на подарки матери и бабушке.
Сквозь повисшие на ресницах слезы она увидела чудесное черное платье, поблескивающее золотыми пряжками. Множество затейливых крючочков стягивало смелые прорези на бедрах и рукавах. Вызывающе и элегантно. Манекен будто повторял саму Кристину — сплошь позолоченная, вытянутая фигура, золотая солома длинных волос, падающих на плечи и спину.
Она достала конверт, выданный Марджоне. Прощальный гонорар был не маленьким, но у платья на витрине не стояла бирка. Это означало, что количество нулей в его цене могло напугать слабонервных покупательниц. С отчаянной решительностью Кристина шагнула в бархатно-нежащее нутро салона, окунулась в блаженную атмосферу изысканных ароматов и тихой музыки…
Она вышла из магазина с большой фирменной коробкой в руках и улыбкой самоубийцы, приобретшего пистолет в оружейной лавке. «Это будет прощальный подарок Рима. Стану хранить платье в шкафу, показывать детям и внукам, как воспоминание о победах и поражениях юности», — решила Кристина с горькой издевкой над своими обманутыми иллюзиями и неутоленным тщеславием.
В гостинице портье протянул ожидавший синьорину конверт. Рекламное агентство «Стиль» приглашало Кристину Ларину на собеседование. С личным досье и всеми необходимыми для заключения контракта документами. Она не верила своим глазам, крутя в руках элегантный бланк. Одно из лучших агентств страны приглашает ее, Кристину?! Розыгрыш, ошибка?
— Синьорине что-то непонятно? Может быть, я могу быть полезен? — осведомился портье.
— Непонятно, совершенно непонятно… То есть — нет. Спасибо. Я разберусь сама.
…Элегантная дама неопределенного возраста — агент по работе с новыми кадрами — была предельно любезна с Кристиной. Предложив ей кофе, она быстро ввела в компьютер данные синьорины Лариной, включающие обширную анкету биографических и физических данных.
— Все в порядке. Синьорина могла бы прийти в два часа для работы с визажистом и пробных съемок? После этого мы сможем принять окончательное решение.
Кристина явилась в съемочный павильон за пять минут до назначенного срока. Эудженио Коруччи, стилист фирмы, вместе с фотографом заканчивал съемки загорелой молодой пары, изображающей утомленных туристов. На помосте, закамуфлированном бутафорскими валунами, валялись рюкзаки и альпенштоки.
Но ровно в положенный срок коренастый широкоплечий шатен, похожий на боксера, глянув на часы, обратился к ожидавшей Кристине:
— Вы — синьорина из Москвы?
Нос у него оказался слегка приплюснутым, рыжеватые волосы всклокочены, а надбровные дуги угрожающе выступали — трудно было представить, что этот крепыш работает над тончайшим материалом — женской красотой.
— Иди-ка сюда, на свет, крошка. — Он развернул к девушке яркий софит. — Проходи, посиди, покури…
— Я не курю.
— Ну, тогда Раф предложит тебе выпить. Минералки, конечно.