Он вышел, щелкнув замком. Кристина погрузилась в сон. Самый тяжелый и страшный, какой только можно было вообразить. Ей снилось, что она распростерта на каменном полу страшной комнаты, под стопудовой глыбой Бронзато-Потрошителя, а чьи-то глумливые голоса шепчут со всех сторон: «Ты никогда не выйдешь отсюда, никогда…» — «Никогда, никогда…» вторит эхо, заблудившееся в дебрях искореженного металла.
12
Все последующие дни Кристина не переставала думать о случившемся. От мрачных мыслей, одолевающих и днем и ночью, раскалывалась голова, мучая неразрешимыми вопросами. Кто и когда втянул ее в эту опасную, жестокую игру? Возможно, история брала свое начало от Эдика-Бороды, а может, и от Надин-Белоснежки, устроившей своей приятельнице стремительный взлет в «высшее общество». Очевидно, что «мисс Карат» понадобилась только для того, чтобы вывезти из России вместе с подаренными ей стекляшками этот чертов камень. В то время как Руффо Строцци демонстрировал чиновникам аэропорта кучу бумаг, сопровождавших визит в Италию русской девушки, она смущенно топталась рядом, держа в руках свой чемоданчик. А в нем среди косметики и побрякушек, разноцветных стразов и сусального золота притаился «Голубой принц».
Затем следовала цепь странных совпадений: внезапная кончина Строцци, приглашение Элмера поработать в массовке, дружба с Антонелли, встреча с Сантой. Но самое удивительное то, что женой Вествуда стала Рита — законная владелица переправленного Кристиной бриллианта!
…Закутавшись до глаз теплым шарфом, Кристина в раздумье бродила по праздничному Риму. В этот день, предшествующий светлой рождественской ночи, город охватила невероятная горячка: одни торопились заработать деньги, другие — их потратить. Мириады разноцветных огней освещали площади, скверы, здания. Потоки сверкающей, грохочущей, бегущей, поющей рекламы обрушивались со всех сторон, от больших универмагов и крошечных магазинчиков, от многочисленных базарчиков, ресторанов, кафе и просто уличных торговцев, наряженных в карнавальные костюмы, вооруженных хлопушками, бенгальскими огнями. Несколько Санта-Клаусов, собрав толпу, пытались просто распродать по дешевке залежавшийся шампунь, а подростки предлагали все что угодно — от музыкальных дисков до сигарет «с травкой». Кристине казалось, что в этой шумной, возбужденной толчее кружат, ухмыляясь под масками, все действующие лица этого загадочного спектакля, включая бесшабашную Бэ-Бэ и гиганта Рино. Вот громогласно захохотала вслед Кристине огромная синьора, одетая цыганкой, а полуобнаженный мулат, глотающий шпаги на перекрестке, заглянул через головы зевак прямо на нее страшными выпученными глазами.
Сжавшись от ужаса, Кристина поспешно свернула на тихую улицу, в конце которой возвышался католический собор. По мере того как приближалась к нему Кристина, не отрывая взгляда от узких, светящихся цветными витражами окон, собор из белого камня с уходящим в небо, позеленевшим от влаги, остроконечным шпилем, казалось, все выше поднимал над крышами домов свой золотой крест.
Девушка вошла внутрь, ступив под высокий свод в особый воздух, розоватый от горящих свечей, напоенный запахом воска, ладана и белых лилий, стоящих в больших серябряных вазах. Здесь все уже было готово к праздничной службе. Два монаха поправляли белые крахмальные кружева, украсившие каменные постаменты статуй, опрыскивали водой цветы, только что расставленные возле алтаря.
Кристина никогда не задумывалась о вере. В школе во времена атеизма ей нравилось носить нательный крестик, виднеющийся под форменной блузкой, — бабушка призналась, что в детстве крестила внучку якобы без ведения родителей. А потом, уже после перестройки, поднявшей волну моды на церковные ритуалы и атрибуты, Кристина пару раз побывала в церкви на бракосочетании своих подружек. Церемония венчания вначале глубоко тронула ее, так, что было неловко за навернувшиеся слезы, но потом измучила затянутостью и непонятностью. Празднично облаченный священник что-то упорно бубнил по-старославянски, нисколько не заботясь о том, чтобы его слова запали в душу «бракосочетающихся». Они и не запали — все, кто переженился после школы, на памяти Кристины, вскоре развелись. Так и осталось в ее душе чувство неопределенности в отношении к вере и церкви да смутная обида на несостоявшуюся, возможно, очень важную встречу.
Сейчас в пустом католическом соборе она с волнением перекрестилась на икону Божьей Матери, увитую гирляндами белых хризантем. Толстый малыш на руках мадонны смотрел перед собой строгими, взрослыми глазами.