Самаия (СИ)

-- Твердость руки -- первейшая основа царства, основа основ. Наш предок Давид понимал это, ты понимаешь, я знаю на горьком опыте, а Демна... Ты женщина, Тамар, но воля и дух твои тверды, тверже, чем у него. Видела бы ты, как он пришел просить твоей руки -- будто нищий милостыню! Разве мужчина, разве царь так должен себя держать? Любой супруг будет жерновом на твоей шее, Тамар, но более всех -- Демна, потому что он одной с тобой крови, а значит, его слово всегда будет больше твоего, ведь ты женщина. Не он будет мужем царицы -- ты будешь лишь женой царя! При нем и через него дидебули растащат страну на кусочки! Все, на что положили жизнь наши предки, начиная с Баграта и заканчивая мной, пойдет прахом! Ты сама возненавидишь Демну, изо дня в день наблюдая его слабость, борясь с нею, вместо того, чтобы радеть о величии и процветании царства, запомни мои слова. Лишь тебе одной я могу доверить трон, -- намертво впечатались в память Тамар слова, сказанные отцом в ночь накануне ее помазания на царство. Слова, запечатавшие в горле все доводы и мольбы, что она приготовилась произнести.

Разум терзался сомнениями, частично признавая правоту сказанного отцом, а сердце... сердце верило, что ее Демна -- храбрый, искусный воин, исполненный не слабости, но доброты и милосердия. Демна был в ее жизни всегда, сколько она себя помнила, -- улыбчивый, радостный, тренирующийся с мечом во дворе вместе с еще одним сиротой, нашедшим приют под широким крылом не имевшей собственных детей Русудан, -- тихим, не бросающим слов на ветер Давидом Сослани и рыжими драчливыми отпрысками князя Мхаргрдзели -- Иоанэ и Закарией, и с ними же с удовольствием пускавшийся в скрытые от бдительного ока воспитателей приключения. То, что Демна с Тамар обвенчаются и станут править вместе, когда вырастут, так же как сейчас вместе воспитываются у тетки, представлялось обоим самой естественной вещью на свете.

Людям свойственно заблуждаться, даже таким светочам мудрости, как отец. Никто не знает Демну лучше Тамар, не знает, что плакал он лишь однажды, когда из монастыря Кватахеви пришла весть о смерти его матери. Никто не понимает его лучше Тамар. Никто не видел, как Демна учил ее стрелять из сделанного им лука, как нес на закорках через болото во время самовольной детской охоты, как подстраховывал, когда после они тайно перелезали через стену. Человек, который делал это, не слаб и не предаст.

И увидев его вновь, через полтора года после своего помазания на царство, возмужавшего, серьезного, сбежавшего ко двору, в Исани, на несколько дней от постылой навязанной жены, Тамар поняла, что не станет противиться своей страсти.

Они оба теперь смотрели друг на друга иначе -- на смену детской невинной любви пришло желание не отрывать взгляда, касаться украдкой, целоваться, пока никто не видит. Да, грех, но такой сладкий, что вся хваленая воля Тамар словно растворялась, стоило их глазам, пальцам или губам найти друг друга.

Год за годом Тамар убеждала отца, что время ее замужества еще не пришло (а он и рад был с этим соглашаться), ради того, чтобы когда-нибудь соединиться с Демной, потому что отныне иного пути у них не было -- ни один супруг не стал бы терпеть соправителем двоюродного брата жены.

Три года спустя Демна с тестем попытались захватить царя Георгия в плен во время охоты, а когда покушение провалилось, подняли мятеж.

-- Это презренное отродье не может быть сыном моего брата! -- кричал спасшийся бегством разъяренный царь. -- Поднять руку на родную кровь, напасть исподтишка, как гадюка! Это не сын моего брата! Нет, говорю вам, в этом негодяе не может течь крови Багратидов!

Тамар хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать, как на крик отца отзывается в памяти эхо тихих, полных горечи слов, сорвавшихся с губ Демны в день, когда они виделись в последний раз:

-- Он знает о нас. Мне подрезали подпругу перед охотой, Тамо. Жаль, в отличие от отца я слишком удачно выпал из седла... еще до того, как мы настигли зверя.

Тогда она не поверила ему, ответила, что это случайность. В тот последний раз, когда они смотрели друг на друга, их души были полны страха. Тамар не могла, боялась принять на веру сказанное им, а Демна... Демна, как запоздало понимала она теперь, уже видел, чем все кончится.

-- Господь осудит меня за мои деяния, когда я предстану пред его судом, -- вечером, накануне его смерти голос царя Георгия звучал тихо и устало, дыхание сбивалось. -- Я готов принять кару, но в поступках своих тверд. Ради моего царства я пошел на то, что погубил свою душу и поднял руку на племянника. Но на мне лежит еще большая вина... Я не довершил то, что должно было сделать, прислушавшись к твоим с Русудан мольбам, не обезглавил Демну... Прости, дочь... что возлагаю его кровь на тебя. Это нужно сделать как можно скорее. Тогда в глазах всех его смерть останется моим грехом... и недовольные не смогут обратить его в свое орудие. А ты, тем самым, положишь конец страданиям калеки.

До последнего не отпускали царя заботы о делах царства, но под утро силы его иссякли, а речь утратила связность.