Встал Карамун, поклонился, поцеловал письмо и положил перед Газаль-малеком. Царевич взял, передал Шакару, чтобы тот прочел. Когда услыхал он угрозы шаха, которые в письме были, ни слова не ответил, только к Шакару-письмоводителю оборотился: мол, сей же час пиши ответ.
– Что писать, царевич? – спрашивает Шакар. Газаль-малек сказал:
– Напиши вот что: «Про предков наших да про харадж, кто его платил, мне неведомо, они на тот свет ушли, свои счеты с собой унесли, а мы живем и жить будем. А если ты не спрашивал налог с отца моего – опять же твое дело. Лучше бы тебе спросить – либо он заплатил бы, либо мечом с тобой расквитался. Ну, это тоже дело прошлое. Столь тебе колдунья-нянька помогала, что падишахи тебе покорились, а она ворожбой своей заманила в оковы нескольких царевичей. Но теперь нянька померла – кто в целом мире с тобой считаться станет? И вот я выступил с войском и во всеоружии и по дороге пишу тебе ответ. Надлежит тебе, как только это письмо получишь, выслать сюда ко мне свою дочь Махпари – во всей ее красе и с богатым приданым, а с нею пришли харадж за десять лет. Тогда я, так и быть, поверну назад. А коли нет – готовься к войне. Остановился я на лугу Гуран, будем здесь вас поджидать».
А этот Гуран был обширной луговиной, а травы и воды там вдосталь.
Как только Шакар уяснил, что царевич желает изложить в письме, он тотчас взялся его писать, все написал да еще во сто раз больше прибавил, печать приложил и отдал Карамуну с наградой, и тот без промедления отбыл домой.
По воле божьей, когда Самак освободил Заранда-костоправа и Шогаля-силача с теми айярами из оков и вывел их из темницы, весь город из-за ходатаев, пострадавших от Газаль-малека, переполошился, а во дворце Фагфура и вовсе суматоха была. Тут шаху и сообщили, что дверь тюрьмы взломана, а айяров увели. Шах Фагфур в досаде сказал:
– Какие сейчас айяры?! На меня теперь такая беда надвигается, что мне не до айяров. Одно я знаю: все мое злосчастие – из-за того, что их кровь несправедливо пролилась.
И вот, когда весь белый свет смута и волнение охватили, Самак, Шогаль-силач и другие сидят себе в подвале дома Махруйе.
Тут как раз Раванди вернулся и привез ответное письмо Мехран-везиру. Прочел Мехран письмо и послал за Шир-афканом, а когда тот пришел, прочел и ему, что там было написано.
– О Мехран, что надо делать? – спрашивает Шир-афкан. – Рассуди, как лучше поступить.
– А вот как, – отвечает Мехран-везир, – пошлем туда главное свое достояние – и казну, и жен, и детей, чтоб они знали, что все наши слова – правда. А когда они придут, мы выдадим им шаха, они и вручат тебе царство.
– Значит, так и надо сделать, – согласился Шир-афкан. И занялись Мехран-везир и Шир-афкан своими делами: добро собирать да в путь отсылать да в городе все что надо готовить.
Ну а Самак-айяр и прочие просидели две-три недели в подземелье, и вот однажды Самак вдруг сказал Шогалю и другим:
– Нехорошо мы поступаем, это против нашего уговора и недостойно благородных мужей.
Шогаль ответил:
– Сынок, да мы сами в тупике оказались, чем мы им помочь можем? Мы ведь старались, как могли, с дорогой душой к ним. Господь нам жизнь сохранил, ты нас вызволил, может, и они тоже спасутся.
Но Самак сказал:
– О богатырь, твой ученик Самак нынче же ночью что-нибудь такое измыслит и избавит их от оков. Уж будь благонадежен!
Молвил он так, и стали они дожидаться вечера, когда мрак полонил светлый день и раскинул черный шатер ночи, а миру пожаловал ночную тьму. Встал Самак-айяр, взял оружие, нож, веревку, напильник, щипцы и клещи и все прочее, что потребно грабителю ночному, вышел из подвала наружу и пустился к тому дому, где держали в заточении Хоршид-шаха и Фаррох-руза. А приметы этого дома он еще раньше выспросил у Махруйе. Только приблизился, слышит – голоса сторожей, они на крыше с четырех сторон тюрьмы перекликаются, а на углу еще собака сидит, лаем заливается. Видит Самак – плохо дело! Он себе сказал: «Ну, со сторожами-то легко справиться, а вот с собакой потруднее будет: уж больно громко она лает». Опустился он на четвереньки, наподобие пса вокруг дома рыщет да все думает: «Где же выход?» А собака с крыши еще пуще лает, надсаживается. Посмотрел Самак, видит, сточная канава из дома выходит. Говорит он себе: «Вот и нашел я подходящее местечко! Нужно здесь потайной ход проложить». С этими словами вытащил он нож и расширил водосток так, что легко пролез через ту дыру.
Очутился Самак внутри дома. Оказалось, что это отхожее место и дверь его заперта. Огляделся он, увидел кирпичную стену, один кирпич вынул, за ним другой – лаз получился, пробраться можно. Смотрит, дальше помещение большое, дверь открыта, а напротив двери – суфа. Заглянул он туда – есть кто или нет? И слышит разговор, говорит Хоршид-шах Фаррох-рузу: