Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

Подкрался Самак сзади к палатке Катрана, колышек выдернул и внутрь прополз. Посмотрел, видит, лежит Катран, словно слон, а у входа в палатку пегий конь стоит, тоже как гора, на длинном поводу, повод в руках у стремянного, а стремянный спит. Наступил Самак ему на горло, да так, что тот дух испустил, потом снял с него одежду, натянул на себя и уселся на его место. Стал он коня оглаживать, пока тот не успокоился, привык к нему. А когда Самак понял, что время пришло и Катран заснул, подошел он к изголовью постели, посмотрел – видит, лежит тот гора горой! Он себе говорит: «Эх, Самак, нелегко тут справиться! Коли он проснется, одной рукой меня ударит – на месте убьет. А уж как мне его дотащить – ума не приложу…» Так он раздумывал, а сам размотал свою веревку, осторожно связал Катрану ноги, прикрутил их к кровати. Потом к голове подошел, руки ему стянул и тоже накрепко к кровати привязал. А затем выхватил нож и сел на грудь Катрану.

Проснулся Катран, хоть и пьян был, хотел вскочить, да не смог: он ведь к кровати привязан был. Видит, кто-то у него на груди сидит, нож обнажил.

– Ты кто такой? – спрашивает Катран.

– Ах ты невежа, не узнал меня? Я это, Самак-айяр. Если хоть слово скажешь – прикончу тебя.

Катран замолчал, а Самак сделал из сыромятной кожи кляп, маслом смазал, запихал ему в рот, да еще и завязал сверху, так что теперь уж он слова не мог сказать, а потом искусно спутал его по рукам и ногам. Затем он распорол перину, на которой тот лежал, все из нее вытряхнул, а в наволочку Катрана затолкал, узлом затянул, взвалил на спину коню, взгромоздился сам и поехал из лагеря.

Но по воле всевышнего лошадь Катрана была жеребцом. Когда они приблизились к караульному дозору, почуял жеребец там кобылу, заржал, заскакал на месте. Самак изо всех сил старался удержать коня, но не мог с ним справиться. А караул уже возвращается! Увидел их Самак, соскочил с седла. Там какая-то рытвина была, столкнул он Катрана в эту яму, а сам бросился бежать и был таков.

А дозорные подъехали, повернули на лошадиное ржание, смотрят, это пегий конь Катрана. Подивились они, говорят друг другу:

– Ну и дела! Глядите до чего дошло: коня здесь поставил! Один из них сказал:

– Глянь, конь с той рытвины глаз не сводит. Что-то там неладно.

Несколько человек подошли поближе, видят, узел большой валяется. Одни говорят:

– Видно, вор награбил чего-то, а нас увидел – бросил и убежал.

А другие возражают:

– А лошадь-то откуда взялась? Или вор хотел и коня увести?

Попробовали они вытащить узел – тяжелый! Развязали веревку, а внутри-то – Катран-пахлаван! Поднялся тут крик и шум, досада их взяла. Катур к брату подошел, высвободил его оттуда, развязали путы, но спросить, как он попал в такое положение, никто не решался. Катран тоже ничего не стал рассказывать, сел на коня и уехал обратно в лагерь. Очень он разозлился. На следующее утро он приказал бить в барабаны войны: дескать, я сегодня такое им покажу, что до конца света об этом говорить будут.

И вот готовятся они к сражению, а Самак тем временем пришел в царский шатер – в этот час Хоршид-шах на тахте восседал. При виде Самака он стал его приветствовать, ласково Расспрашивать. Рассказал Самак свои приключения – богатыри от смеха наземь попадали! А Самак так говорил:

– О царевич, этот конь мне все дело испортил! Уж я и так и сяк старался его в сторону повернуть – не идет, да и только! А тут дозор меня настигать стал. Больно норовистый конь попался! А хуже всего было, когда он ржать начал. Я боялся, что на месте, его пришибу, коня этого…

Опять богатырей хохот разобрал. Отсмеялись они и говорят:

– Самак, надо было нас с собой позвать, мы бы этого жеребца за уши сюда притащили.

Так они шутили и пересмеивались, пока власть ночи не кончилась и воссияло могущество дня. Омраченный мир сбросил траурные одежды и воссел на царский трон. Озаряющее землю солнце выглянуло из-за края неба и величаво поплыло на служение миру. Встало у него в головах и осыпало его нисаром своих лучей. Владыка дня воссел на трон и повелел, чтобы жители земные шли служить падишаху. Когда дневной мир победил мир ночной, из лагеря Газаль-малека донесся грохот военных барабанов. Войско пришло в движение. Тридцать тысяч всадников оделись железом и устремились на поле брани. Самак находился подле Хоршид-шаха, он сказал:

– О шах, это Катран приказал поскорее бой начинать, чтобы отомстить за вчерашнее, когда я его чуть было не захватил. Жаль, что ночью так все получилось!

Хоршид-шах и другие опять захохотали.

Приказал Хоршид-шах войску на поле выходить. Сам на коня сел, подняли над ним балдахин, самоцветами украшенный, и расположился он в самой середине своего войска. Раздался над бранным полем гром барабанов и литавр, на весь мир грохот поднялся, старшины войсковые вышли, ряды воинов выровняли, тут и выехал из войска Газаль-малека Катран. В тот день Катран сидел верхом на караковом скакуне, покоряющем леса и долы, пустыни и реки, на боевом коне, подобном утесу, вместившем в себя все четыре стихии: землю и ветер, воду и огонь.