И вот теперь она выжидательно замерла — это уже столько раз случалось с конца августа! — и стояла не шевелясь… дождевая вода стекала с волос Саманты, а она молча прислушивалась… Но к чему? Здесь больше никого не было. Она в старом доме одна. Супруги, которым принадлежал этот дом, уехали на полгода в Лондон, оставив свою двухэтажную квартиру родственнику, а он в нее почти не заглядывал. Родственник был репортером «Пари матч» и проводил больше времени в Новом Орлеане, Лос–Анджелесе и Чикаго. Еще в доме имелась квартира на верхнем этаже. То были владения Саманты… Саманты… Да, теперь это только ее квартира, хотя когда‑то она обитала здесь с Джоном, и они с такой любовью и заботой обставляли свое жилище. Здесь каждый дюйм дышит элегантностью, черт побери!.. Оставляя зонтик в прихожей, Саманта снова подумала о квартире, нахмурилась и медленно пошла вверх по лестнице. В последнее время она возненавидела возвращение домой и каждый день старалась приходить все позже и позже. Сегодня Сэм вернулась почти в девять вечера. Позднее, чем вчера… И при этом совершенно не проголодалась! С того дня, как она узнала печальную новость, у нее пропал аппетит…
—Что‑что?.. — Саманта в ужасе уставилась на Джона в тот знойный августовский вечер.
Кондиционер сломался, и воздух в комнате был тяжелый, неподвижный. Саманта встретила мужа на пороге в белых кружевных трусиках и открытом сиреневом лифчике.
—Да ты с ума сошел?
—Нет. — Он глядел на нее, и лицо у него было напряженным, деревянным.
Только сегодня утром они сплетались в любовных объятиях… И вдруг этот красавец блондин, похожий на викинга, стал таким… недосягаемым! Словно перед ней совершенно незнакомый человек…
—
Какое‑то время — Саманте показалось, что это длилось несколько часов, — она молча смотрела на Джона. Не может быть, чтобы он говорил серьезно! Нет, он, наверное, шутит… Но Джон не шутил. Самое ужасное было, что он не шутил! Джон говорил абсолютно серьезно. Саманта поняла это по выражению муки на его лице. Она медленно шагнула к мужу, но он покачал головой и отвернулся.
—Не надо… пожалуйста, не надо! — Его плечи дрогнули, и впервые с той минуты, как он завел этот разговор, Саманта прониклась к нему жалостью… Жалость была пронзительной, словно боль… Но с какой стати его жалеть? Почему? Как она может испытывать жалость к
—Ты ее любишь?