Со стороны истицы Норман Уоррен вызвал социального работника Мартина Пфайзера, который отвечал бесстрастно, сухо и не произвел особого впечатления на зал. Кроме того, в качестве свидетелей выступили врач Саманты и Джош, а также адвокат представил целую гору писем от разных влиятельных людей — судей и докторов, которые расхваливали ее прекрасную работу. И наконец судья вызвал саму Сэм. Тут же всплыли сведения о разводе, о том, что она не вышла повторно замуж и не имеет никаких «перспектив», как выразился адвокат ответчицы…. ну и, конечно, муссировался вопрос о ее инвалидности. Долгое и унылое перечисление всех этих минусов то и дело возобновлялось, так что в конце концов Сэм стало себя жалко. Норман выразил протест, и расспросы на эту тему прекратились. В конце концов Сэм заслужила репутацию доброй женщины, которая хочет помочь Тимми, однако, в отличие от истеричной матери, она не кричала «мой малютка» и не рыдала так, что ее пришлось бы выводить из зала под руки.
Показания последнего свидетеля имели наибольший вес. Этим свидетелем был сам Тимми, и его мать спросили, сможет ли она прекратить плакать или же нужно устроить перерыв, чтобы она взяла себя в руки. Мать предпочла успокоиться прямо на месте и сидела, громко шмыгая носом и слушая показания сына, на лице которого появилось затравленное выражение. Суд проверял все, что говорилось раньше. Тимми спрашивали про его жизнь с матерью и про жизнь с Самантой, как о нем заботилась мать и что ему покупала и делала Сэм, как он относился к ним обеим… А потом вдруг прозвучало: «Ты боишься свою мать, Тимми?» Но сам вопрос так напугал мальчика, что он съежился в своем инвалидном креслице и, прижав к груди медвежонка, яростно замотал головой.
—Нет… нет!
—Она когда‑нибудь тебя била?