Самарянка

— А затем и шла! — вдруг резко оборвала она Ольгу. — Некуда было идти, вот и приперлась сюда, наслушавшись сказок про их райскую жизнь.

Марина спрыгнула с подводы и пошла рядом.

— Мы на Урале жили, в таежной деревне, — немного помолчав, она снова перешла на мирный тон. — Хотя жили — это слишком громко сказано. Хлеб да каша — пища наша. Батяня — земля ему пухом! — все до копейки пропивал. А однажды так набрался, что и не заметил, как сгорел вместе с хатой, где спали мать и мой младший братишка. Даже не успели проснуться. Все сгорели. У нас там хаты деревянные, из смолистой сосны. Если полыхнет — успевай только ноги уносить. Одна печная труба остается. А от нашего дома и трубы не осталось. Вот и подалась я к родной тетушке, потому что родни больше нет. Богомольная до крику. Стала меня сватать в монашки: иди да иди, там так здорово, все святые ходят. Я и пошла. Только теперь понимаю, что она просто хотела от меня избавиться, как лишней обузы, потому что у самой в хате хоть шаром покати. Наслушалась ее песен на свою голову. Только из меня монашка, как…

Марина на мгновение замолчала, подыскивая подходящее сравнение, и неожиданно громко рассмеялась:

— Как из слона пташка!

Ольга тоже спрыгнула с подводы и кинула вожжи на сиденье. Лошадь хорошо знала дорогу и послушно сама шла к роднику.

— Я вот давно присматриваюсь к тебе, — Марина слегка обняла Ольгу, — вроде, не глупая ты, не уродина. Ну, скажи честно: какого лешего сюда притащилась, а? У меня дом сгорел, все пошло пропадом, деваться некуда было, а у тебя что?

— А я на зоне была, — спокойно ответила Ольга. — Может, отсиживаюсь тут, днем воду вожу, а по ночам банки граблю?

— Ой, ой, только не пугай пуганых! — отмахнулась Марина. — У меня дружок детства есть, тот везде успел побывать: сначала в детской колонии, оттуда прямым ходом во «взросляк»[22] на курсы повышения бандитской квалификации. И не побоялись с такой характеристикой его еще в армию призвать. Не знаю, сколько он там служил, как опять на тюремные нары: попал в дисбат[23] за то, что какому-то важному офицерскому чину скулу набок своротил. Не успел оттуда возвратиться, волей полной грудью подышать, как обчистил с дружками сельповский магазин — и прямым ходом по этапу в дом родной, тюрягу.

— Да никто тебя не пугает.

— Так-то оно лучше, — Марина снова обняла Ольгу. — Вот я и говорю, что и не глупая ты, а тоже в монашки подалась. Не понимаю. Или какая тайна есть?

— Есть, — Ольга тоже обняла Марину, улыбнувшись ей. — Есть одна страшная, очень страшная тайна для одной маленькой-маленькой компании.

— Олечка, родная, расскажи. Я ведь тебе душу свою открыла и еще кое-что расскажу, если и ты со мной откровенной будешь. Ну, давай, как там на зоне говорят: «колись» быстрее!

Ольга рассмеялась:

— Да я пошутила. Нет особо никакой тайны.

— Особой нет. А какая-то есть?

— Никакой нет. Просто когда сидишь в камере несколько лет и смотришь на небо в крупную клеточку, то о многом начинаешь по-новому думать. Жизнь по-другому воспринимаешь. Ощущаешь не так, как на воле.

— Ну и что из этого следует? — вопросительно посмотрела Марина.

— То и следует, что мы не живем, а проживаем свою жизнь: день за днем, год за годом, пока нас не упакуют в деревянный ящик.

— Мудрено изъясняешься, прямо как философ. Я не врублюсь.

— А ты врубайся, подруга, — Ольга задумалась, собираясь с мыслями. — Вот как мы, к примеру, живем, чего ищем для своего счастья: достатка, удовольствий, развлечений. Так?

— Предположим, так, — уклончиво согласилась Марина. — Еще здоровья ищем, много чего ищем. Мужика хорошего ищем!

И загорланила на весь лес:

А я люблю военных,

красивых здоровенных,

еще люблю крутых

и всяких молодых!..

И рассмеялась так же громко и заливисто.

— А жизнь, — Ольга даже не улыбнулась в ответ, оставаясь со своими мыслями, — это, подруга, куда больше и сложнее, чем богатство, здоровье, удовольствия разные. Жаль, что все это начинаешь понимать лишь после того, как наделаешь много глупостей или в один миг лишишься всего: богатства, здоровья, кавалеров — всего и сразу! Тогда начинаешь на белый свет иначе смотреть и видишь там много чего такого, о чем раньше и не задумывалась.

В ответ Марина снова заливисто рассмеялась:

— Нет, Олька, ты, видать, все же малость — самую малость — шлепнутая в голову. Монастырь-то тут причем? Какого лешего ты сюда пришла?

— Знаешь, Маринка, если бы все в нашей жизни было просто и ясно, то и не было б нужды в расспросах: отчего да почему. Разве не так? Мне хорошо и спокойно тут. Я нашла свой смысл жизни, а другого мне не надо.

— Вот и…! — Марина отошла от Ольги. — Тоже, видать, наслушалась бабушкиных сказок. А с меня хватит! Я еще тут малость поживу, до холодов, а там…

Марина выбежала вперед лошади и закружилась перед нею в вальсе:

Там, где Амур свои волны несет…

И, продолжая вальсировать с воображаемым кавалером, добавила:

— Поеду я, Олечка, в родную сторону, только еще дальше за Урал, аж на Дальний Восток, с моим суженым-ряженым.

— С кем-кем? — изумилась Ольга. — Ты что, замуж собралась? Когда ж ты успела?