Самарянка

И в глубоком земном поклоне смиренно опустился на колени. Следом за ним опустились все, кто был в храме.

— Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему!

И снова все сделали земной поклон.

— Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.

Приближался самый главный и трогательный момент вечернего богослужения. Отец Поликарп снова вышел на церковный амвон и, слегка наклонив голову, обратился к людям:

— Братья и сестры! Сейчас вы будете по очереди подходить ко святому Кресту, а потом просить друг у друга прощения. Господь же, Который незримо находится посреди нас, станет Свидетелем искренности сказанных вами слов.

Старец посмотрел на стоявших перед ним людей — монахинь, молодых послушниц, мирян — и продолжил, сделав небольшую паузу:

— Наверное, кто-то сейчас подумал: «А с какой стати я должен просить у него прощения? Мы разве знакомы? Или я сделал этому совершенно незнакомому мне человеку что-то плохое? Зачем лицемерить друг перед другом, прося прощения за то, сами не знаем, за что?» Действительно, нет ли в сегодняшнем событии, которое называется прощеным воскресеньем, привкуса лицемерия, искусственности, когда мы должны просить прощения только потому, что «так надо», что этого требует церковный устав?..

Ольга стояла вместе с послушницами и внимательно слушала отца Поликарпа. Ей снова показалось, что слова, которые он сейчас говорил негромким, слегка простуженным старческим голосом, были обращены в первую очередь к ней.

«А разве не так? — вызывающе спросил Ольгу уже неведомый внутренний голос. — Кому нужно твое «прости»? Кого ты хочешь им разжалобить? Кому ты вообще нужна здесь?».

Ольга перекрестилась, пытаясь отогнать от себя это наваждение.

— Не будем обманывать Бога и самих себя, — продолжал говорить отец Поликарп. — Если мы признаем себя грешниками, то несем ответственность за свои грехи перед каждым человеком в отдельности и всем человечеством, ибо все мы — дети Божии, Его творение. Нет значения, большой или малый грех мы совершили. Он всегда останется грехом, и мы не знаем: быть может, именно мой, казалось бы, пустячный грех в конце-концов переполнит чашу терпения Божьего, после чего начнется Страшный Суд не только надо мною, а над всем человечеством. Если эта тайна коснулась нашего сердца, мы не можем, не имеем права сказать, что я не такой великий грешник, как тот, кто стоит рядом. Мы будем тогда просить прощения у всех и каждого — искренно, покаянно, в надежде, что и Господь простит нам беззакония наши.

Ольга слушала отца Поликарпа, не сводя с него глаз. Слова старца заглушили все ее страхи и сомнения, которые продолжал настойчиво внушать все тот же внутренний голос — надменный, беспощадный, жестокий. В какой-то миг отец Поликарп снова посмотрел на людей и встретился взглядом с Ольгой.

— Вот почему для каждого православного христианина так важен этот день, за которым начинается Великий пост, — старец смотрел Ольге в глаза. — Он открывает нам тайну нашей души. Мы должны найти мужество заглянуть туда и сказать себе: «Я больше не буду жить прежней жизнью. С Божьей помощью я постараюсь сделать все, чтобы бесповоротно исправить ее». Мы должны сказать эти слова твердо и решительно, без тени лукавства, надеясь, что после раскаяния можно продолжать тайно жить с грехом в сердце, услаждаясь его ядом. Если мы в корне изменим свою жизнь, то принесем покаяние, которое от нас ждет Господь.

Закончив проповедь, отец Поликарп смиренно опустился на колени перед людьми, прося у них прощения.

— Бог простит вас, батюшка, — на одном выдохе ответили люди, тоже кланяясь старцу. — Простите и нас, грешных.

Первыми стали подходить к кресту монахини, в поклоне прося прощения у матери-игуменьи и настоятеля храма. Приложившись до большого Распятия, они становились цепочкой, теперь уже кланяясь и испрашивая прощения одна у одной и всех, кто шел следом. За монахинями и послушницами к кресту подходили миряне. Ольга ж продолжала стоять на месте. Прежний внутренний голос еще пытался внушить ей страх и ложный стыд, но она уже не обращала на это внимания, а лишь думала о том, какими словами будет просить прощения у людей, к которым сейчас подойдет.

Ольга посмотрела по сторонам и больше никого не увидела рядом и сзади. Она оставалась последней в цепочке людей, шедших приложиться ко кресту. На мгновение Ольга снова встретилась с взглядом отца Поликарпа. Старец словно просил, умолял ее совершить сейчас именно то, что она была обязана сделать.

Ольга опустила глаза и повернулась лицом к людям.

— Я — окаянная блудница, грешница и воровка, — прошептала она, но все, кто стоял в храме, услышали ее голос. — Не знаю, сможете ли вы мне простить то, в чем я согрешила перед вами и другими людьми. Нет такого греха, который бы я не делала с большим желанием и охотой. Я приехала к вам из тюрьмы с одним-единственным желанием: смыть с себя эту грязь и начать новую жизнь… Я хочу стать другим человеком. Я хочу начать жить по-христиански…