Самарянка

«Маринка обиделась… Кто его знает? Вот выскочит за Вадима и тоже по-своему счастлива будет. Прикатит сюда одним прекрасным днем на крутой иномарке и будет смотреть на меня, как на инопланетянку какую.

Ольга почувствовала, что начинает зябнуть, и снова захотела встать, чтобы прикрыть дверь. Но в это мгновение она опять ощутила то невыразимо приятное тепло, разлившееся по всему телу, как это случилось сегодня днем на реке, когда она, продрогшая до костей, выходила на берег. Ей снова показалось, что кто-то стоит рядом и с любовью укрывает ее от холода и подступивших сомнений.

Ей снова вспомнилась река, когда она впервые вышла к ней по лесной дороге в монастырь, та странная спутница, ее босые ноги в ледяной воде, хлюпающей на дне лодки, и дивная украинская песня, которую тихо распевала загадочная незнакомка среди безмолвия реки и весеннего леса:

Стоїть гора високая,

Попід горою гай,

Зелений гай, густесенький,

Неначе справді рай…

Страшная догадка вдруг озарила изнутри Ольгу, но она, окончательно погружаясь в глубокий сон, успела лишь прошептать:

— Это ты, Аннушка?..

…Когда по заведенному уставу монастырь стал пробуждаться, постель Марины была уже пуста. Ольга увидела на ее подушке свернутый вчетверо тетрадочный листок. Она развернула его и сразу узнала знакомый почерк своей подруги:

«Я догадалась, кто вчера спас тебя и Стаса. Прости за все и будь счастлива. Не суди строго. Бог даст — увидимся. Твоя М.»

10. ЖЕНИХ

Неожиданное исчезновение Марины мало кого удивило. Такие события тут не были редкостью. Не все выдерживали строгий монастырский устав и уходили искать более легкой жизни. Но некоторые делали это, ставя в известность настоятельницу обители, помня ее доброту к ним, а другие — из-за страха или стыда — убегали из монастыря тайком.

Привязанность Марины к Ольге ни для кого не была тайной. Никто сомневался в том, что именно Ольга может пролить свет на причину внезапного исчезновения своей подруги. Ольга не стала лукавить и рассказала настоятельнице все, как было. Она даже показала ей записку, оставленную Мариной. В конце-концов, рассуждала Ольга, Марина не была связана монастырскими обетами, а потому имела полное право поступать как человек свободный.

— Вот только не пойму я этой фразы, — задумчиво сказала игуменья, несколько раз перечитав записку и выслушав подробный рассказ Ольги о происшествии у родника, — что это за такие странные слова: «Я догадалась, кто спас тебя и Стаса». О чем это таком она догадалась, чего я никак не могу понять?

— Не знаю, матушка, — тихо сказала Ольга, — сама ничего понимаю. Может, ей что-то померещилось?

— Померещилось, говоришь? Если б только ей одной, тогда можно предположить, что померещилось. А когда сразу трем, да так, что один за оружие хватается и палить начинает, то это уже не померещилось.

Игуменья снова задумалась, свернув записку вчетверо, как она была сложена самой Мариной, и положила перед собой.

— Надо военным сообщить, — после долгого молчания она перевела взгляд на Ольгу, — пусть своих шалунов прищучат. Наверное, напились так, что их лукавый попутал. Господи, спаси и сохрани!

И она широко перекрестилась, посмотрев на образа.

— Матушка, — робко попыталась возразить Ольга, представив себе, сколько это принесет неприятностей Вадиму и Стасу, — может, не надо никому сообщать? Марину уже не вернуть, а те скоро тоже уедут.

— Зато другие приедут, — резко ответила игуменья. — И тоже начнут наших девиц в соблазн вводить. А там до греха один шаг.

Игуменья тяжело вздохнула и уже без всякой строгости поманила Ольгу подойти ближе.

— Дети вы, дети… Хоть и выросли, а все равно неразумные, непослушные дети. Пока поймете, что все вокруг суета сует, одна суета и томление духа… Так пророк говорил. Всю жизнь свою испытал: и богатством, и любовью, и славой, и науками разными, книгами, а потом понял все, да так и написал нам в назидание о том, что все земное — сплошная суета сует и томление духа. А вы чего-то все ищете, ищете, ищете, разбиваете свои лбы, и опять ищете.

И всего вам, глупым и наивным, мало: счастья мало, денег мало, любви мало, здоровья мало. А ведь все это мимолетное, временное. Вечна только душа, которой, бедолаге, некуда в этой суетной жизни свою головушку приклонить. Вот и мечется она, плачет, пока мы живем на этом свете. А как помрем, то поздно будет о душе думать. Пойдет она — голодная, нищая, пустая, неумытая — к своему Творцу Небесному. Чем оправдается пред Ним, что скажет?..

Вот решила твоя Маринка с тем женихом счастья искать. А почему Господа не послушала? Ведь Он учит не женихов, а прежде всего Царствия Божьего искать и вечной правды его. Все остальное, по Его слову, нам само собой тогда приложится: кому жених, кому невеста, кому богатство, а таким вот, как мы, недостойные Его милостей, — келья монастырская.

— Матушка, — Ольге хотелось еще побыть рядом с игуменьей, — можно вас кое о чем спросить?

— А известно ли тебе, голубка, что не всякий вопрос к добру ведет? — игуменья ласково улыбнулась ей. — Выкладывай свое «кое-что», а то пора делом заниматься.