Самарянка

– Матушка, – Ольга подняла глаза, – а вы влюблялись в молодости? Ведь вы тоже были такою, как мы. Говорят, красивой были.

– Кто такую чушь говорит? – нарочито строго переспросила игуменья.

– Разные люди говорят, которые помнят, как вы сюда после войны приехали.

– Врут. Неправда все это. Ничего красивого во мне никогда не было. А вот то, что я когда-то молодой была – чистейшая правда, отрицать не стану.

– И никто в вас не влюблялся? Или вы в кого?

– Ну, влюблялся кто в меня или нет – этого я тебе точно не могу сказать, потому что сама не знаю, – спокойно ответила она. – А вот я, грешная, как отдала свое сердце одному жениху, так и остаюсь ему верна до сих пор. И другого жениха мне не нужно.

– Матушка!.. – Ольга в совершенном изумлении посмотрела на игуменью, не веря своим ушам и пытаясь понять, шутит ли она или говорит правду. – Матушка!.. У вас есть жених? Я не ослышалась?

– А что тут странного и страшного? Вон Маринка нашла себе жениха, да и тебя чуть не засватала. Значит, вам можно? А меня мой папа покойный познакомил с будущим женихом, когда я еще совсем девчушкой была, так с той поры я на других женихов не заглядываюсь. Лучше моего нет на всем белом свете.

– Матушка, милая, – Ольга все еще не верила тому, что ей рассказала игуменья, – скажите хоть, как его зовут? Откуда он?

– Откуда? – игуменья улыбнулась. – Да ты и сама, наверное, знаешь. Каждый день слышишь, откуда Он: «Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога Истинна от Бога Истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша…». Поняла теперь, наконец, Кто мой Жених и откуда Он? Иисус Христос! И мы, инокини, обручаемся с Ним всей своей жизнью. Так что если не убежишь отсюда следом за Маринкой, а будешь стремиться к святой жизни, то мы тебя тоже обручим с этим Женихом Прекрасным.

Ольга уткнулась носом в теплый шерстяной платок, который укрывал плечи игуменьи. Она поняла, что надерзила настоятельнице, задавая ей такие глупые вопросы, и ей стало стыдно. Молчала и игуменья.

– Матушка, – снова обратилась Ольга, – а разве Христос – Жених?

– Конечно, – ответила игуменья. – Ты разве забыла, как мы пели перед Пасхою: «Се, Жених грядет в полунощи…»? Жених, и ждет Он верных Ему. А перед всеми неверными дверь к Нему захлопнется, как перед теми неразумными девами, которые побежали искать масла для светильников, да так и остались вне брачного пира. Для того людям дана молодость, зрелось, ум, здоровье и все остальное, чтобы подготовиться к встрече с нашим Женихом, успеть наполнить светильники добродетелями, а не всякой суетой пустой вроде того, о чем вам те вояки у речки наговорили с три короба, а вы уши свои развесили.

Ольга еще глубже зарылась носом в теплый платок игуменьи, стараясь понять ее слова.

– Матушка, – помолчав, снова спросила она, – почему в жизни так все сложно и трудно? Вам вот все понятно и просто, а другим – мне, например, или той же Маринке – наоборот, все непросто?

– А почему ты думаешь, что мне все так просто и легко? – игуменья пристально посмотрела Ольге в глаза. – Думаешь, крест игуменьи или даже простой инокини легок? Многие считают, что в монастыри идут калеки, неудачники, которые не нашли своего места в миру. А все гораздо сложнее… Не всем дано понять, что такое монашеские обеты, оттого и колеблются, как былина на ветру. Когда большевики монастыри закрыли, куда монахи делись? Одни на страдания и смерть пошли, на Голгофу, а другие – в мир: семьями обзавелись, женились, замуж вышли, детей нарожали и забыли, в чем пред Богом обеты давали. Вот как все сложно и непросто! Так что, деточка, не верь, что в монастырях собрались одни неудачники, которым не повезло в миру. Неправда это. В монастырь идут сильные духом, а слабые, наоборот, не выдерживают этой жизни, убегают. Наша жизнь и впрямь трудная, а вместе с тем счастливая. Кому трудная? Гордым, непокорным, тем, кто ищет во всем своей воли, а не Божьей. А тому, кто смирен и кроток, Господь дает благодать, и тогда крест стает не мукой, а счастьем.

Ольга молчала, думая над тем, о чем говорила ее наставница.

– Деточки..., – игуменья ласково погладила Ольгу по голове. – Мне действительно в какой-то мере легче, чем вам. Я росла и воспитывалась в глубоко верующей, православной семье. Моя покойная бабушка сама игуменьей была, а папа священником. Его в тридцать седьмом арестовали и лишь много лет спустя открыли правду, что он был расстрелян за веру. Папе ведь тоже предлагали сытую спокойную жизнь, но с одним условием: отречься от своей веры и сана. Папа на эту сделку не пошел, а выбрал смерть. Такое воспитание было. Поэтому нам легче, чем вам. А вас кто теперь воспитывает? Телевизор воспитывает! Танцульки воспитывают, клубы, кино, тюрьмы… Теперь вот сектанты тоже взялись за ваше воспитание, рассказывают, что они Бога проповедуют. Распинают они Бога, а не проповедуют! Вот что творят в своем безумии! И вас, неразумных, тому же учат.

– Матушка, простите меня, – чуть слышно прошептала Ольга.