Самарканд

— Никто больше меня не наслаждается интригами. — Он снова засмеялся, но вдруг остановился, и лицо его приняло серьезное выражение, приличествующее его должности. — Господин Лесаж, речь идет не только о протоколе, но еще и о принципах. Прежде чем согласиться на это назначение, я довольно подробно ознакомился с судьбами десятков иностранных экспертов, работавших здесь до меня. Некоторым из них не откажешь ни в компетентности, ни в доброй воле. Но все они потерпели фиаско. И знаете почему? Потому что попали в ловушку, в которую теперь заманивают и меня. Я был назначен генеральным казначеем Персии персидским парламентом, и потому в порядке вещей, что я ставлю в известность о своем приезде шаха, регента, правительство. Я американец, следовательно, могу нанести визит очаровательному господину Расселу. Но почему от меня требуют визитов вежливости русским, англичанам, бельгийцам и австрийцам?

Я вам скажу почему; потому что хотят показать всем — персидскому народу, так много ждущему от американцев, парламенту, который, несмотря на давление, дал согласие на мое назначение, — что Морган Шустер — такой же иностранец, как и все остальные farangui. Стоит мне вступить на эту дорожку — обходить с визитами миссии, как приглашения повалят валом, дипломаты — люди вежливые, гостеприимные и воспитанные, они говорят на тех языках, которые я знаю, играют в те же игры, что и я. Я неплохо заживу, уверяю вас, господин Лесаж, тратя свое время на бридж, чаепития, теннис, конный спорт и балы-маскарады, а через три года, когда вернусь домой, буду богат, весел и в добром здравии. Но приехал-то я вовсе не за тем, господин Лесаж!

Он чуть ли не перешел на крик. Чья-то невидимая рука, возможно, его жены, прикрыла дверь гостиной. Он, казалось, не обратил на это внимания и продолжал:

— Я явился сюда с вполне определенной миссией: модернизировать финансы этой страны. К нам обратились потому, что доверяют американским институтам и нашему умению вести дела. Я не намерен разочаровывать тех, кто меня нанял. И обманывать тоже. Я принадлежу к христианской нации, господин Лесаж, и для меня это что-то да значит. Какое мнение сложилось на сегодня у персов о христианских нациях? Наихристианнейшая Англия захватывает их нефть, наихристианнейшая Россия навязывает свою волю согласно циничному праву сильнейшего. Кого из христиан им довелось до сих пор лицезреть? Пройдох, спесивцев, безбожников, казаков. Какое у них складывается о нас представление? В каком мире мы собираемся жить вместе? Разве единственный выбор, который мы способны им предложить, это быть нашими рабами или нашими недругами? Разве не могут они быть нам партнерами, ровней? К счастью, кое-кто из них продолжает верить в нас, в наши ценности, но сколько еще времени смогут они затыкать рты тысячам, для которых европеец — все равно что бес?

На что будет похожа Персия завтра? Это будет зависеть от нашего поведения, от поданного нами примера. Баскервиль заставил персов позабыть о стольких хищниках. Я чрезвычайно чту его, но, уверяю вас, не намерен сложить здесь свою голову, я желаю просто быть порядочным человеком. Я буду служить Персии, как служил бы американской компании, не стану обкрадывать ее, но постараюсь оздоровить и способствовать процветанию, буду уважать ее административный совет, но не кланяться и не целовать ручки.

У меня из глаз глупейшим образом потекли слезы. Шустер смолк и ошарашенно и недоверчиво вгляделся в меня.

— Если я ненароком обидел вас, словами или тоном, простите великодушно.

Я встал и протянул ему руку.

— Вы никоим образом не обидели меня, господин Шустер, но всего лишь перевернули мне всю душу. Я передам ваши слова своим персидским друзьям, думаю, их реакция будет такой же.

От него я помчался в Бахаристан, зная, что застану там Фазеля. Заметив его издали, я закричал:

— Фазель, еще одно чудо!

13 июня парламент с беспрецедентным единодушием постановил: наделить Моргана Шустера всеми полномочиями в отношении финансов. С тех пор его стали регулярно приглашать на заседания Совета Министров.

* * *

А между тем происки в отношении Шустера на этом не кончились: некоторое время спустя непонятно откуда взялся еще один слушок, позабавивший Тегеран. Будто бы Американец принадлежал к одной персидской секте. Это может показаться абсурдным, но распространявшие этот слух позаботились о том, чтобы он выглядел правдоподобным. Со дня на день все американцы стали, на взгляд толпы, подозрительными. И вновь поговорить с генеральным казначеем выпало мне. Наши отношения были очень теплыми. Он звал меня Бен, я его Морган. Я объяснил ему, в чем суть дела:

— Говорят, среди твоих слуг есть бабиды и известные бахаисты[80], и Фазель это подтвердил. Говорят также, что бахаисты недавно основали очень активное общество в Штатах, являющееся ответвлением от иранского. Из этого делается вывод, что все американцы, приехавшие сюда с тобой, — бахаисты, которые, прикрываясь финансами, на самом деле намереваются увеличить число своих адептов.

Выждав минуту, Морган сказал: