Самарская вольница. Степан Разин

Момент для решительного удара был весьма удобный, и маэр Циттель не упустил его. Вскинув над медным шлемом длинную шпагу, он скомандовал своим рейтарам, и две сотни хорошо обученных всадников сорвались с места и с опущенными копьями кинулись на кочевников. Калмыки, многие из которых так и не сумели перетянуть пугливых коней через пролом в пылающем частоколе, кто кинулся в седло, если конь был рядом, и поскакал в подмогу своим, кто сгрудился на валу, малоприученные биться пеши. Отстреливаясь из луков, они поспешили к пролому в частоколе и, с двух сторон подгоняемые залповым пищальным боем, покатились с вала в ров и через разрушенные в нескольких местах надолбы к своим коням. Конные же степняки, которые числом до трехсот человек успели войти в предполье Самары, не смогли противостоять хорошо вооруженным, в железных доспехах, рейтарам — не всякая стрела, даже ударив во всадника, сбивала его на землю.

В короткой, но жаркой сабельной рубке, теряя сотоварищей, кочевники были смяты, сбиты к пылающим башням. Через ров с той стороны лучники пытались выручить их тучами стрел, но стрелы через частокол летели выше голов ратников, зато в ответ с раската то и дело падали тяжелые ядра. Более половины калмыков полегло у вала под копьями, саблями и от пистольных пуль рейтар, многие были изрублены тяжелыми бердышами стрельцов сотника Порецкого, остальные с превеликим трудом, теснясь в проломе, скатились в ров и упятились весьма поспешно за надолбы.

Сотник Порецкий и маэр Циттель, легко раненный стрелой в левую ногу выше колена, сошлись на валу близ Головной сторожевой башни. Она, рухнув, дымилась черными клубами, из которых раз за разом вспыхивали огненные сполохи. Стрельцы землей забрасывали почерневшие бревна, спасая частокол; голову не высунуть — стрелы то и дело посвистывали поверх заостренных бревен. В ответ, по знаку сотника Порецкого, стрельцы и посадские при нем вскинули пищали и дали залп поверх частокола. По крикам, воплям и конскому ржанию можно было догадаться, что добрая сотня пуль нашла свою цель… За стрельцами к частоколу подошли спешенные с коней рейтары, и еще две сотни пищалей ударили по кочевникам, заставив их упятиться от надолбов подальше, не рисковать людьми и конями, тем более что с Волги подул довольно сильный ветер и стрелы летели не столь метко…

— Славная получилась атака, маэр! И своевременная, не дали степнякам умножиться под стенами города, — похвалил Циттеля сотник Порецкий. — Отскочили степные разбойники, а надолго ли? — бережно подняв голову между двумя остро заточенными бревнами, глянул на степь, покрытую доброй майской зеленью, буйно растущей после недавних теплых дождей.

— Спросиль нада, как думаль делать с нами тот кочефник, — пошутил маэр Циттель. Левой рукой он придерживал у распоротой штанины окровавленный платок, а правой помахивал шпагой, словно лихой сын степей мог наскочить с копьем в любую минуту. — Я дфоих фороф на смерть колол, как зафарился конный драка, — не стерпел и похвастался маэр — и эта рана ему зачтется великим государем!

— Вижу, Карл, не с заячьим сердцем ты оказался, как попервой показалось, — еще раз похвалил немца Порецкий, вспомнив недавний разговор при воеводе о донских казаках и об угрозе городу от них. «Такой выслужит себе дерефеньку», — подумал он с легкой усмешкой, присоветовал: — Ты, Карл, со своими рейтарами покудова стой у пролома для бережения, а я своих стрельцов расставлю по башням и у частокола, чтоб еще где не учинили такого же наскока изгоном.

Посадским и гребцам с бурлаками дозволили отойти к Вознесенской слободе и там в удобном месте соорудить полевой стан для приготовления обеда. Харчи Порецкий обещал им прислать от городничего Пастухова.

Посадские и бурлаки с гребцами снимали с побитых степняков оружие, примеряли на себя чужие пояса с саблями, прикидывали на руку длинное хвостатое копье, тела переносили за надолбы на степную сторону, давая возможность кочевникам забрать единоверцев и похоронить по своим обычаям…

Поднявшись на раскатную башню, сотник Порецкий, все еще взволнованный минувшей рукопашной дракой, нашел воеводу сидящим на маленьком стульчике, принесенном холопом Афонькой, который отошел теперь чуток в сторону и то и дело бросал на дюжего пушкаря Чуносова пытливые косые взгляды, забывшись, пальцами трогал распухшую и отвисшую, будто у старого мерина, верхнюю губу.

Алфимов встал со стульчика навстречу Порецкому и, морщась от боли — лишний раз теперь и рта не разинешь во всю ширь, как бывало, — поблагодарил сотника за ратную службу:

— Молодцами бились, о том и великого государя извещу непременно. И стрельцы и рейтары — все молодцами сказались в деле! Не зря их маэр Циттель гонял до седьмого пота! А кто посадских так смело вел на сражение? Непременно в донесении упомяну.