Самарская вольница. Степан Разин

Густые брови Хомуцкого сошлись к переносью. Сидя на корточках рядом с Михаилом Хомутовым, он, заслонив рукой глаза, чтобы не слепило приподнявшееся над землей солнце, зорко всматривался в прикрытую кустами и бурьяном даль пологого увала — через него легким бегом не согретых еще после ночи коней шли сотни кочевников. И только из-за недавнего дождя степь не дымилась клубами пыли, которые обычно указывают на место движения конного войска.

Рядом с сотником объявился второй пятидесятник Алексей Торшилов. В его кучерявой темной бородке торчал прицепившийся репей. Перехватив насмешливый взгляд Хомуцкого, Торшилов скребанул пальцами, как бороной, по бороде, ухватил репей и, морщась, выдрал его, швырнул в бурьян. На красивом лице с правильными чертами промелькнула добродушная улыбка, Алексей пошутил над собой:

— Надо же, не разглядев, должно, мордой в куст сунулся… Нацеплял репьев, как баран длинным хвостом!

— Ништо, калмыки посшибают с нас репьи… — усмехнулся Аникей. — Вона сколь их близится!

— Что делать будем? — спросил Торшилов, окидывая взглядом все новые и новые сотни всадников, идущих с небольшими промежутками через увал. — Или сойдем к челнам?

— Надо попытаться остановить налетчиков и тем дать знак тайшам, что через Волгу дороги им нет! Сотворим сражение! — решительно сказал Михаил Хомутов, поискал глазами, позвал Беляя. — Ивашка, ты перейди через Иргиз к Марку Портомоину да скажи: ежели супротив него нет калмыков, так чтоб шел на южную сторону и затаился, а как калмыки на нас навалятся, то б ударил им в спину и к нам бы поспешал. Вместе и отойдем опосля к челнам. Уразумел?

— Да, сотник, передам, — ответил пожилой стрелец с пушистыми усами. Много повидавший за свою долгую ратную службу, он был спокоен перед лицом новой опасности, серые, в морщинах, глаза не выказывали тревоги. С поклоном отойдя от сотника, он скоро пропал в приречных зарослях.

Проводив взглядом Ивашку Беляя, сотник Хомутов отдал нужные команды. Здесь, на берегу Иргиза, осталась полусотня Хомуцкого. Сам Михаил с полусотней Торшилова будет на холме ближе к срезу волжского берега, где и станет ждать в полной готовности Хомуцкого, чтобы прикрыть отход его стрельцов пищальным боем.

— А там, с подходом сотни Марка Портомоина, позрим, как поведут себя калмыцкие тайши. Упорно ли полезут на нас альбо малость охолонут и за ум возьмутся.

Пока готовились, передовой отряд калмыков приблизился уже на полверсты к засаде, остальные были версты за две, не далее. Пятидесятник Аникей Хомуцкий, оглядев из-за куста почти незаметное свое войско — стрельцы умели маскироваться на местности, — громко сказал в последнее напутствие:

— Изготовьтесь к залпу! Рукой не дрожите, стрельцы! Ворог своей волей залез на нашу землю! Наших жен да детей умыслил похватать в полон для продажи в тяжкую и позорную неволю! И нам добра от них не чаять! Так что навострите глаз, озлите сердца! Вот так! Теперь они уже под пищальным огнем!

Передовой дозор, объезжая боковой овраг у Иргиза, сместился от густых зарослей прибрежья саженей на сто к югу и очутился как раз против холмика со стрельцами, залегшими в высоком бурьяне: красных шапок не разглядеть издали.

— Еще малость подпустим к себе! — негромко командовал Аникей Хомуцкий. — Вот теперь уже и разглядеть можно, где конь, а где хозяин! Когда и седину в усах пересчитать сумеем, тогда и бабахнем! Стрельцам из десятка Митяя с нами залпом не бить! Ударите опосля по тем, кто уцелеет, чтоб не успели поворотить, пока пищали будем перезаряжать!

— Понятно! — отозвался Митька Самара и дал знак своим стрельцам.

Но всадники вдруг остановились, словно налетели на неприметную глазу крепкую препону, протянутую через степь. Видно было: что-то их сильно взволновало, и они, крутясь на разгоряченных конях, один другому показывали рукой в сторону Волги.

— Неужто наших товарищей на холме у берега приметили? — забеспокоился пятидесятник Хомуцкий и оглянулся. Нет! Не стрельцов в зарослях разнотравья увидели зоркие степняки, а приметили струги, которые длинной вереницей выстроились вдоль Волги, около левого берега и покачивались на спокойной воде. Еще минута, и всадники повернут коней прочь…

— Пали-и! — скомандовал Аникей Хомуцкий, поняв, что теперь кочевники в открытую к берегу не приблизятся.

Громыхнул залп сорока пищалей. Темно-сизый дым на время скрыл кочевников из виду, а когда теплый южный ветерок снес пороховую гарь к чащобе, стрельцы увидели, что добрый десяток всадников полег вместе с конями, другие, настегивая коней, стремглав понеслись прочь. Четверо степняков, выбравшись из-под павших лошадей, прошмыгнули в кусты овражка и там пропали. Аникей Хомуцкий привстал на колени.

— Пали-и! — снова выкрикнул пятидесятник, и еще десять пищалей бабахнули вослед скакавшим наездникам. Один упал, откинувшись в седле, но остальные, если кто и был поранен, все же усидели и успели отойти на безопасное расстояние, не сдерживая резвого конского бега.