Самарская вольница

— Башку ему всенародно снесу, ежели хоть пальцем тронет! Сам упредил его, и ты о том же напомни, буде осмелится подойти… Вот тебе, на случай бережения… — и достал со дна сундука небольшой кизылбашский кинжальчик в ножнах из легкой меди с чеканными по обеим сторонам змейками…

Когда в приказной избе воевода решил, кого да сколько послать с казанским головою, Михаил Хомутов не посмел выказать воеводе упрека, что вторично отсылает из Самары его и Пастухова, тем паче, что воевода, назвав их имена, высказал и свои резоны:

— Ваши стрельцы уже пересылались с воровскими казаками своими пулями под Астраханью, потому поопасятся изменить великому государю и царю Алексею Михайловичу, чтоб самим головушек своих не растерять по песку!

Стрелецкий голова Давыдов, которого заглазно звали Кузнечиком за его высокий рост и тонкую фигуру, а более того — за дивную непоседливость и усища на небольшом круглом лице, пояснил воеводе и сотникам, что им надлежит прибыть в Саратов, соединиться с головой московских стрельцов Иваном Тимофеевичем Лопатиным и возможно быстрее поспешить в Царицын к тамошнему воеводе Тургеневу.

— Известили о нашем походе и астраханского воеводу, чтоб озаботился своевременно выслать супротив донских казаков достаточное ратное воинство, — скороговоркой выпалил стрелецкий голова и добавил, словно он был главным воеводой в этом походе: — Совокупно ударим с двух сторон на того разбойного атамана.

— Дай Бог вам ратной удачи, а Отечеству — скорейшего замирения, — перекрестился на образа Алфимов. — Кто во здравии воротится, того великий государь и царь своею милостью и наградой не оставит…

— Дерефеньку с мужикам даст! — съязвил Михаил Пастухов, косясь на смиренно сидящего и не рвущегося в поход маэра Циттеля.

— … А кто смерть примет, того Господь Бог к себе приблизит, всенепременно, — закончил фразу воевода, не обратив внимание на реплику сотника, который едва сдерживался, чтобы не взорваться. Как и Хомутов, он рассчитывал на этот раз остаться в Самаре. Да воевода рассудил иначе.

Иван Назарович умолк, против воли, должно быть, сам того не желая, глянул на хмурого, с поджатыми губами Хомутова. Их взгляды столкнулись, и Михаилу почудился звон схлестнувшихся сабель. И подумал в ту минуту: «Молиться будешь, ирод долгомордый, чтоб Господь „приблизил“ меня к себе… Да и я не на глупых дрожжах замешан!» И потому, уходя собирать своих стрельцов в поход, он пропустил всех командиров, прикрыл за ними дверь и шагнул к воеводе. Не таясь от дьяка Брылева, сказал негромко, но довольно резко:

— Поопасись ходить у моих ворот, воевода! Не играй с огнем!

Только на миг дрогнули глаза у Алфимова и легкая бледность выступила на щеках — так предерзостно с ним не разговаривал еще никто! Но верно оценив ситуацию, он быстро совладал с собой и с вызовом ответил:

— От огня я всю жизнь опаслив, сотник! Не бери в голову всякую дурь, от бабы слышанную! Служи великому государю и царю верно! Воротишься, тогда и кончим этот зряшний разговор!

Дьяк уткнулся в бумаги, делая вид, что ничего не слышит и не видит.

— Так помни, воевода, о чем упреждаю тебя! И помни, что не холоп я твой, обиду, даже малую, не спущу! Ты ставишь себя в рубль золотой, да не клади и меня в потертую деньгу!.. Не обмишулиться бы ненароком: порубщик у пня ловится, прелюбодей — у бабьего порога! Я свое сказал!..

Что ответил вспыливший воевода, Михаил не расслышал, да это его и не занимало, он громко хлопнул за собой дверью.

И теперь, всходя на струг, еще раз оглянулся на заплаканную Анницу, на самарских обывателей, на верных друзей Ивашку Балаку да Янку Сукина, которые, поймав его взгляд, приподняли руки, прощаясь. Поодаль за толпой, на песке, верхом стояли воевода Алфимов, маэр Циттель и сотник конных стрельцов Юрко Порецкий, словно воевода хотел лично увидеть, как ненавистный ему сотник будет отплывать от Самары навстречу своей неизвестной судьбе…

2

Ушли вниз по Волге струги, отголосили стрелецкие женки, и жить бы городу в ожидании утешительных вестей с Понизовья, да свои потрясения, одно за другим, на время заслонили пеленой неведения события в дальних краях…

Сполошный выстрел громыхнул близ полуночи, и не с башни у дальних надолбов, а в рубленом городке. Привычные вскакивать по тревоге, стрельцы Порецкого, рейтары Циттеля сбежались в кремль города, заняли заранее размеченные места, изготовились к отражению возможного неприятельского приступа.

Юрко Порецкий, приняв сообщения от старших караульных в башнях кремля и города, что сполох учинился где-то в городе, а не у дальних оградительных сооружений, несколько успокоился, решив, что кто-то по пьяной дури пальнул из пищали в воздух.

Оставив на раскатной башне пятидесятника Ивашку Балаку за старшего, Юрко поспешил к приказной избе, надеясь там сыскать воеводу, однако караульный стрелец сказал, что воевода не приходил еще.