Самарская вольница

— А коль будут какие смутные доносы о ворах, то и будем выдергивать крамольников к пытке и сыску, чтоб извести заводчиков всякой смуты… Ну, а теперь идем в собор, вона, заблаговестили уже к обедне.

2

Руки Анницы покраснели быстро — вода в реке Самаре была еще довольно холодной. После каждой прополосканной рубашки Анница сжимала пальцы в кулачки, подносила к губам и отчаянно дула на них теплым дыханием. Чуть пообок с помостом, на котором она полоскала в щелоке отстиранное белье, молодой и красивый стрелец с лодки, носом приткнутой к берегу, удочкой ловил рыбу. Из деревянного ведра у его ног то и дело брызгами выплескивалась вода — там тревожились за свою участь пойманные рыбы. И всякий раз, когда Анница отдыхивала красные, застывшие до ломоты пальцы, стрелец поворачивал к ней свежее, с короткими усиками лицо, ласково и сострадательно улыбался, но молвить утешительное словечко не осмеливался…

Как уж так случилось, Анница и в ум взять не успела — должно быть, мокрое и оттого тяжелое рядно за что-то зацепилось, а она резко дернула и не удержалась на самом краю помоста — да вдруг ухнула головой вниз, и студеная вода тяжким мельничным колесом стиснула ей тело… Не то чтобы она не умела плавать — на воде выросла, да от испуга и холода на какой-то миг растерялась, втянула в себя не туманного поутру воздуха, а тяжелой глубинной водицы…

Очнулась, когда изо рта и из носа хлынула вода, а в легкие неизречимой благодатью влился сладчайший упоительный воздух! И тут же зашлась в очистительной рвоте: с закрытыми еще глазами, лежа животом на каких-то мягких бугорках, она не видела, но словно в угарном бреду чувствовала, что кто-то ловко и бережно мнет ей ребра, помогая избавиться от воды. Когда ее, почти полностью пришедшую в сознание, перевернули лицом вверх, Анница открыла глаза и увидела над собой покрасневший от холода лоб молодого стрельца, два карих глаза, которые с тревогой всматривались в ее словно бы застывшее и почти безжизненное лицо. Разглядела Анница и маленькую черную родинку, скрытую в начале левой брови, у переносья. Заметив это, Анница осознала, что она укутана в сухой кафтан стрельца и лежит у него на коленях, а сам стрелец сидит на траве, подальше от сырого песка, и глаза у него жгучие-жгучие, с глубокими сполохами огня. И Анница инстинктивно уловила, что молодой стрелец взволнован не только случившейся бедой, но и тем, что держит в своих руках — быть может, впервые в жизни! — девичье тело.

Анница резво крутнулась, чтобы встать на ноги, однако это ей удалось не сразу — мокрый сарафан так плотно обтянул ее ноги, что их очертания угадывались, словно бы и не было никаких одежд.

— Не пяль глаза, бесстыжий! — Анница пыхнула румянцем стыда, что окончательно привело ее в сознание. — Ишь, ухватил…

— Эва-а, — с удивлением пробормотал смущенный и пристыженный стрелец, сам весь мокрый до ниточки, и в то же время запахнул на девице свой кафтан, чтобы холодный воздух не пронзил ее хрупкое тело. Анница не противилась. — Заговорила утопленница! Аль у водяного царя тебе лучше было? — Но тут же, едва Анница крепко встала на ноги, отступил от нее, любуясь дивной девичьей красотой. — Отчего ж я тебя прежде здесь не встречал? Как кличут тебя, русалочка самарская?

— Как кличут, у маменьки моей да у тятеньки спроси, — ответила Анница, пытаясь привести мокрые волосы в порядок. И снова пыхнула румянцем: эка смотрит на нее молодой да пригожий стрелец! И прежде не раз уже ловила на себе такие же горячие взгляды мужчин, только они вызывали у нее один гнев и досаду. А ныне отчего сама волнуется? Не оттого ли, что взгляд этот горячий словно до донышка души своим теплом достает?..

— Что спас, за то и Господь спасет тебя, — и с явным запоздалым извинением поклонилась стрельцу поясно. А как выпрямила тонкий стан да как глянула на своего избавителя, а потом и на себя, то и ахнула! Вот тебе и русалочка! На чужой погляд болотной жабе подобна, в прибрежной грязи извалявшейся.

Анница, забыв скинуть стрелецкий кафтан, живо подхватила долбленое корыто с бельем и заспешила наверх от берега реки. За нею неотступно, словно смиренный бычок на веревочке, шел молодой стрелец со злополучным рядном в руке, с которого на пыльную дорогу обильно капала прохладная вода, оставляя темные круглые пятнышки на сером фоне.

Оказалось, что Анница жила на посаде в Болдыревой слободе. За изгородью, близ неширокой перебоины из реки Самары в реку Волгу, виднелся рубленый дом с двумя березами перед окнами, и когда Анница открыла калитку и шагнула во двор, следом, пригнув голову под дощатым карнизом над воротами, ступил и стрелец.

Возле сараюшки пожилая уже женщина в простенькой мужской однорядке и в хлопчатом сером платке кормила индюшек. В загоне хрюкала свинья, повизгивали весеннего опороса поросята. Женщина, с лицом морщинистым, но и не без следов былой привлекательности, обернувшись на скрип калитки, уронив объемистое решето с зерном, всплеснула ладонями, все поняв на свой бабий лад, заголосила: