Самба

В помощи и поддержке мисс Уизли Снейп больше не нуждался. Впрочем, она практически и не появлялась. Лишь один раз, вскоре после своего возвращения из путешествия к морю, она зашла к профессору — и искренне порадовалась произошедшей в нём перемене. Профессор, в свою очередь, был благодарен ей и даже выразил свою признательность на словах. Но было бы преувеличением сказать, что он скучал по ней, когда она перестала его навещать. Он был слишком занят собственными делами, тем более что выполнение обязанностей профессора и школьного зельевара всё ещё требовало от него предельной концентрации.

Осень, которая для Снейпа всегда была любимым временем года, выдалась теплой и сухой. Лишь в середине октября наконец похолодало и зарядили дожди. Снейп снова чувствовал себя полным сил и с удивлением обнаружил, что случившееся с ним несчастье научило его ценить простые и, на первый взгляд, будничные вещи, на которые он раньше попросту не обращал внимания. Сидя у себя в подземельях за проверкой контрольных или просто читая, он ощущал себя непривычно спокойным и довольным жизнью, искренне надеясь, что больше ничто не будет нарушать её размеренного течения.

Октябрь подходил к концу, когда Снейп, просматривая за завтраком утреннюю газету, наткнулся на статью, подробно освещавшую причины разрыва мистера Поттера с мисс Джинни Уизли. Содержание этой статьи не вызвало у Снейпа никаких чувств, кроме брезгливого отвращения. Однако другие преподаватели, сидевшие вместе с ним за столом, явно придали этой информации большее значение. Минерва, судя по её реакции, была расстроена случившимся: она недовольно жевала губами, глядя на страницу «Пророка», и качала головой в ответ на какие‑то замечания мадам Помфри. Снейп слышал, как они долго обсуждали эту новость и тяжело вздыхали, и до него время от времени доносились фразы «кто бы мог подумать» и «отвратительные сплетни».

Сам Снейп, естественно, не принимал участия в подобных разговорах: во–первых, он никогда не был любителем сплетен, а во–вторых, понимал, что наверняка услышит от коллег какие‑то предположения, оправдывающие поведение всеми обожаемого Поттера, чего ему совершенно не хотелось. Кроме того, ему было до некоторой степени обидно за Джинни: он успел проникнуться к молодой медиковедьме уважением и благодарностью.

Вскоре после этого прискорбного события мисс Уизли появилась в замке: МакГонагалл предложила ей работу помощницы медсестры.

Накануне приезда мисс Уизли профессор МакГонагалл зашла к Снейпу в подземелья, что обычно делала крайне редко.

— Северус, у меня к тебе большая личная просьба, — сказала она, пробежавшись взглядом по каменным стенам и недовольно покосившись на лежащий на столе толстый том с изображенным на обложке черепом. — Вам с мисс Уизли наверняка придется так или иначе сталкиваться по работе: ты ведь постоянно готовишь что‑то для больничного крыла. И я уверена: что бы она ни делала, ты всегда будешь рад в присущей тебе деликатной манере… — Минерва нарочито откашлялась, — высказать ей свои замечания. Так вот, я очень прошу тебя: оставь свои претензии при себе. По крайней мере, первое время. Думаю, ты понимаешь, что я взяла Джинни на работу вовсе не потому, что Поппи не справляется со своими обязанностями… Будь с девочкой посдержаннее.

МакГонагалл многозначительно посмотрела на мастера зелий, и Снейп решил, что директор, видимо, всерьез беспокоится за мисс Уизли, раз уж решилась попросить его так кардинально изменить своим привычкам.

Впрочем, когда Снейп увидел Джинни, у него не возникло желания делать ей замечания по какому бы то ни было поводу, слишком уж несчастной она выглядела. Было понятно, что у неё имелись для этого серьезные причины, и всё же профессор полагал, что её бойкий, жизнерадостный нрав поможет ей лучше пережить разрыв с любимым человеком. Но всё в ней говорило об обратном: опущенные плечи, потухший взгляд, горькие складки в уголках губ и даже голос, ставший слишком тихим. Это было так не похоже на ту Джинни, которую профессор привык видеть в больнице, а потом, летом, — в своих комнатах, что он невольно испытывал к ней сочувствие.

Несмотря на это, Джинни успешно справлялась со своими обязанностями, хотя и выполняла их без прежнего энтузиазма.

Когда она в первый раз пришла за лекарствами, профессор следил, как самопишущее перо надписывает этикетки для перечного зелья, которые потом сами собой наклеивались на флаконы. Он немного не рассчитал время, так как отвлекся на проверку волшебно–инертных чернил: на прошлой неделе какие‑то продолжатели дела Умников Уизли переколдовали надписи на этикетках, и вместо костероста один незадачливый гриффиндорец получил порцию слабительного. Это было не смертельно, но профессор предпочел зачаровать чернила таким образом, чтобы они больше не изменялись ни при каких обстоятельствах, во избежание более неприятных инцидентов.