Сами мы не местные

В скрюченном положении ужасно болит спина, особенно если учесть, что я всю неделю пашу в том же самом положении без передыху. Ещё очень неудобно без ассистента, но что делать. Вот уж и правда, хочешь жить — умей вертеться. Ох хочу… Пациент забавно смотрится в маске, а первые минут десять хохотал над моим видом в стерильном костюме, маске, очках и шапочке, ничего делать не давал. Еле успокоился.

Левую руку я заканчиваю через три часа. Жрать хочется ужасно. У меня правда есть питательные растворы, можно будет потом вколоть и ему, и себе, но потом. Их не так много, а конечностей четыре. Крови бы хватило, хотя лазерная пила не даёт большого кровотечения, но всё равно есть потери.

Ирлик осторожно шевелит указательным пальцем.

— Она не очень слушается, — говорит капризно.

— Да вы подождите хоть несколько часов, дайте прирасти! Вот сниму фиксатор, тогда будете шевелить, а пока не вздумайте, а то пальцы тоже закатаю. Он сверкает на меня покоричневевшими глазами, но мучить руку перестаёт.

Ещё через четыре часа я справляюсь с правой рукой. Под конец совсем уже еле шевелилась, надо делать перерыв. Достаю капельницы с питательным раствором, ставлю одну Ирлику, другую себе. Разгребаю кости с пола, ложусь по стойке смирно.

— Отдыхаем, — говорю. И отрубаюсь на десять часов.

Когда просыпаюсь, пациент встречает меня радостной улыбкой. Он уже без проблем пользуется обеими руками. С левой даже гипс отковырял. Ни намёка на разрез там не осталось.

— У меня свободные руки! — ликует он, ёрзая на месте. — А с ногами дольше будет или быстрее? Я даже есть уже не хочу, только бы выбраться!

— Есть вы не хотите, потому что всю ночь питались, — говорю, снимая пустую капельницу. — А с ногами будет быстрее, если вы мне поможете.

— Легко! — бешено кивает он.

Ну вот, теперь у меня есть ассистент. Бестолковый и опасный, но есть. Всего через пять часов обе ноги свободны.

Я достаю влажную салфетку и тщательно, с упоением стираю пот с лица. Только сейчас чувствую, как тут душно, в этой комнатушке. Удивительно, как до сих пор не задохнулась. Властелин Битвы тут же начинает проверять конечности на прочность: щупает руками, пытается наступить.

— Да не трогайте! — молю. — Ведь хуже сделаете! Ну подождите ещё хоть пару часов!

— Ты себе не представляешь, как я хочу встать с этого трона! — с душой говорит он.

— Представляю. Разрешаю лечь на пол.

Удивительно, но он послушно ложится. Видно ноги всё-таки дороги. Я тоже ложусь, распрямляю спину и некоторое время дремлю, пока меня не будит нетерпеливый бог.

— Три часа прошло. Левая уже совсем хорошая. Можно мне обратно привычную форму принять хотя бы? Я не буду на правую наступать…

— Ладно, — разрешаю. — Принимайте. Только дайте я сначала фиксатор сниму, а то сдавит.

И вот Ирлик-Мангуст снова выглядит так, как когда я впервые его увидела. но на достигнутом он не останавливается, увеличивается в росте ещё больше, заполняя почти всю залу, и теперь так пышет жаром, что мне становится нехорошо. Я поспешно убираю свои причиндалы обратно в чемодан.

— По-моему, стоит попробовать отсюда выбраться прежде чем я тут зажарюсь, — говорю.

Он плотоядно облизывается и хватает меня за руку. Я невольно отшатываюсь.

— Да не трусь! — укоряет он меня. — Не сожру. Просто когда вылезем, надо будет подкрепиться… Давай сюда свой ящик и держись крепче.

Он продевает меня в свои бусы и прижимает локтем к самому животу. Я изо всех сил вцепляюсь в прохладные украшения на его горячем теле. Внезапно поднимается ветер — горячий, пыльный, пахнущий горелыми костями. Он всё усиливается и мечется вокруг нас, образуя смерч, а потом мы резко стартуем вверх. Земля вокруг трясётся, я зажмуриваюсь и закрываю нос воротником, чтобы не надышаться пыли. Всё дрожит и раскаляется, по мне ручьями течёт пот, но мы движемся вверх. Пару раз приоткрыв глаза я вижу алые плавящиеся камни, и мне становится нехорошо.

— Горячо? — кричит мне сверху Ирлик-хон.

— Да-а! — блею я.

— Не бойся, я вокруг тебя остужаю!

Мне страшно подумать, на какую глубину его засобачили, потому что поднимались мы невыразимо долго. Вообще не понимаю, как я это пережила. А уж тем более — как это пережил эмбрион. Хотя я Ирлика предупреждала. Может, подумал и об этом, бог всё-таки. Одно радует — при таких температурах ни одна зараза на нём не выживет, это точно.

Наконец кошмарный подъём заканчивается. Я от большого ума смотрю вниз — там разверстая земля, дым, лава… но далеко. Даже очень далеко. Ой мама!

— Ты ещё и высоты боишься? — доносится сверху насмешливый голос. Меня под зад подхватывает гигантская рука. — Та-ак, где тут ближайшее пастбище? А, вон!

Он стартует с места на скорости хорошего унгуца, и меня мгновенно продувает ледяной ветер. К счастью, летим мы недолго, через минуту опускаемся на заснеженное поле с оленями. Те, конечно, порываются удрать, но Ирлик стремительно окружает пятерых скотин огненным кольцом. Потом он выпутывает меня и ставит на землю. Я кутаюсь в тёплую куртку, однако здесь гораздо холоднее, чем у Дола, так что я подхожу поближе к огоньку.