Сами мы не местные... Часть 2

Проклятие! Эти мысли… я снова ощутил возбуждение, словно подросток, лишь от одной мысли о парне, крепко спящем в нескольких метрах от меня. Если бы он не утешал меня вчера, так и не воспользовавшись моим несколько неадекватным состоянием, если бы я не увидел его сегодня — настолько сонным, беззащитным, совершенно ИНЫМ… Этот резкий контраст послужил толчком для окончательного поражения моих сомнений. Да. Я влюбился в него еще там, в проклятом городе джиннов, а потом — для меня началась агония. С каждым часом, с каждым днем, я впитывал его отраву — эти веские всегда точные и ясные слова, короткие изучающие взгляды всегда переменчивых глаз — подобно небу — то голубых и ясных, при хорошем настроении, то — серых, грозовых, когда он бывал чем-то обеспокоен. И всякий раз, будто клинок в ножны — эти испытующие взгляды входили в мое тело, проникая до самого сердца, оставляя трепет и ужас и дикую, бесшабашную радость.

Я увязал в нем и своих чувствах все глубже и глубже. Пока не утонул окончательно. И эта ночь заставила меня смущаться от того, чего не произошло, от своего поведения, от сцены с моими отцами, свидетелями которой мы стали, от того, как легко и непринужденно моя голова покоилась на его плече, а пальцы гладили гладкий шелк его волос… Мои губы горели, все еще ощущая поцелуй, которым Гарриш наградил меня ночью в коридоре, единственный, породивший слабость в коленях… Зажмурившись и коснувшись кончиками пальцев своих губ, словно стараясь сохранить это ощущение, я не заметил легкого дуновения воздуха, проникшего сквозь воду.

И потому теплые сильные руки, обнявшие меня за плечи, вырвали из моего горла вскрик от неожиданности.

— Тшш, это я, не пугайся… — знакомый голос, возникший из моих мечтаний, внезапно вынул все кости из моего ослабевшего тела, и я вынужден был спиной опереться на обнаженное тело Гарриша, чтобы не упасть.

— Ты позволишь?

Шумно сглотнув, я с ужасом осознал, что возбужден как никогда, только от одного его голоса, и прикосновения ладоней к моим плечам, столь невинного. Только вот немного ниже, уже не настолько невинное прикосновение кое-чего другого не оставляло никаких сомнений в истинных намерениях парня.

Собирается ли он…? Да, без сомнения, но отчего мне так больно в душе? Зачем это ему, если я его не интересую? Я смолчал, сомневаясь в том, что мой голос прозвучит как надо. Гарриш спокойно взял губку, вылил на нее душистое мыло и с абсолютно невозмутимым выражением лица стал меня намыливать, старательно обходя вниманием… место, свидетельствующее о моей… небеспристрастности к его труду. Легко поворачивая, будто куклу, он прошелся повсюду, даже пятки помыл, присев и завесив свое лицо крупными мокрыми кудрями. Я поплыл, проклиная его методичность, хватаясь руками за его скользкие от мыла плечи. Момент, когда он сам намылился, как-то ускользнул из моего сознания. Возбуждение, бившее снизу мне прямо в голову, захватило все мое существо, заставляя еле слышно всхлипывать от безнадежной попытки удовлетворить себя самому, так как этот…банщик ненавязчиво отвел мои руки, заставив вцепиться в его предплечья. Наконец, он пристально посмотрел на меня и тихо произнес:

— Ты хочешь?

Он что, издевается? Нет, это я нижнюю мышцу тренирую для поднятия тяжестей!!! Конечно, я хочу его настолько сильно, что в глазах потемнело, но вот хочет ли он меня так же? Или это просто очередная интрига? Мое сердце болезненно сжалось, и сквозь постыдные всхлипы я вытолкнул из себя горькие слова, сам ужасаясь своему отчаянию:

— А ты? Почему ты захотел поменяться местами с Ярошем? Из-за бизнеса, или… — тут мой голос сорвался, и я чуть не прокусил губу, стараясь сдержаться от повторной истерики.

Что-то нужно делать с нервами. Из-за проклятого блондина, я превратился в тряпку. Таким несчастным я себе никогда не чувствовал. Безнадежность выплескивалась из меня вместе со словами.

— Это… твоя очередная тактика? Как завершить сделку с минимальными потерями…

— Тактика? — удивился он.

— А как я еще могу это воспринимать, — прорычал я, вывернувшись из его рук, благо, намыленный, больше походил на скользкого угря. — Ты рассчитал все верно — Ярош не подошел и ты решил, что от перемены мест слагаемых сумма не изменится! Один Солюм или другой — какая разница, если сделка состоится, не так ли?

Гарриш молчал. Я отодвинулся от него как можно дальше — к самой стене, ибо выход он перекрыл. От ярости меня замутило. Как он посмел! Так поступать, словно… словно я — товар, вещь, кристалл, не имеющая права голоса. Можно зарядить, можно продать или разбить — ему ведь не больно!

— Я поражен, что ты вообще решил меня позвать, когда делал свое предложение моим отцам. Ведь спрашивать меня ты и не думал, зачем? — Слова лились потоком, и я просто не мог, не хотел остановиться, благо под душем он не смог бы при всем своем желании разглядеть моих слез. — Мое мнение тебя не интересует. Только вот тебе надо было брать меня вчера и силой, а не растягивать удовольствие. Прости, но шок уже прошел и так просто я теперь не сдамся.

Он хмыкнул:

— Ты так уверен в том, что говоришь?